Вскоре мы выступили, следуя за клубами пыли, поднятыми тамплиерами, бретонцами и анжуйцами. Утро выдалось чудесное: на небе — ни облачка, солнце едва выглядывало из-за гор на востоке. Уже было чертовски жарко. Биться с сарацинами весь день означало совершить подвиг, достойный Геркулеса. Я хотел находиться при короле, но тот беседовал сначала с одним гонцом, затем с другим — из числа тех, что прибывали с запросами от начальников отрядов. Я незаметно для всех придержал коня и поравнялся с Филипом, державшимся в последних рядах.
Мы приятно провели время, толкуя о славных деньках, когда Ричард был еще герцогом Аквитанским. Вспоминали о юных особах, за которыми ухаживали, и о ночных попойках. Филип говорил о Жюветте, своей зазнобе, а также об Алиеноре и Беатрисе, которых в разное время любил я. Я же мог думать только о Джоанне. В конце концов, не в силах сдерживаться, я посвятил друга в свою тайну.
— Только ни слова ни одной живой душе, слышишь? — Я погрозил пальцем. — Если проболтаешься, твоя жизнь и ломаного гроша стоить не будет.
— Клянусь, — воскликнул он, улыбаясь во весь рот. — Сама королева Джоанна, не кто-нибудь! Я думал, что хорошо тебя знаю, Руфус, но, как говорится, в тихом омуте…
— Я люблю ее, — сказал я, и сдерживаемые со времен Акры чувства выплеснулись наружу. — И она меня любит. Я все бы отдал, чтобы она стала моей женой, но… — Тут голос изменил мне.
Объяснений не требовалось. Джоанне как невесте не было цены. Я занимал высокое положение среди придворных рыцарей, но не мог предложить надежный союз с другим королевским домом. А именно к этому будет стремиться Ричард, подыскивая ей нового мужа.
— Мне жаль, Руфус, — сказал посерьезневший Филип.
— И мне тоже.
Я снова заговорил о нем самом, спросив, почему он не предпринимал попыток поухаживать за придворными дамами Джоанны или Беренгарии.
Он рассмеялся и ответил, что очень даже предпринимал.
— Не будь ты так рассеян — теперь-то мне известно почему, — то наверняка нашел бы время, чтобы выслушать рассказ о моем… — он замялся, — о моем частичном успехе.
— Вот пройдоха! — воскликнул я, развеселившись. — И как ее зовут?
Время бежало быстрее за приятной болтовней. Даже зной сделался не таким заметным. Король вел нас ровным шагом, немного быстрее обычной походной скорости, между колоннами жандармов и рыцарей, мимо второго полка к первому, состоявшему из тамплиеров. Я смотрел, как он держит совет с великим магистром Робером де Саблем. Оба указывали на разные места слева от нас, явно строя предположения насчет того, откуда враг может нанести удар.
Закончив совещаться с магистром, король велел нам сойти с коней. Тени почти не было, и для наших скакунов был важен даже кратковременный отдых. Затем государь повел нас под прямым углом через ряды ехавших верхом рыцарей на противоположный бок колонны, обращенный к побережью. Здесь ощущался едва заметный ветерок, воистину благодатный, но никаких признаков врага не наблюдалось.
Так прошла первая половина утра. Мы разъезжали вдоль всего войска, время от времени делая короткие передышки. Люди самоуверенные или недалекие могли бы утратить бдительность, но только не мы. Мы знали, что Саладин нападет.
Прошло примерно три часа с нашего выхода из лагеря, — по моим прикидкам, должен был наступить час третий, когда я впервые услышал знакомый зловещий гомон неприятельских инструментов. Звучали трубы, рога, флейты, тамбурины, трещотки и цимбалы, и все это разноголосое неблагозвучие больно било по ушам. Вместе с ним доносились жуткие вопли, лай и вой. Если в этих звуках и присутствовала последовательность, посетовал я Филипу, то сочинитель явно был безумцем.
Напутствовав друга, чтобы тот сражался доблестно, я пожал ему руку и пообещал: когда все кончится, мы разопьем вечером по кубку вина и поделимся пережитым. Он решительно улыбнулся и кивнул в знак согласия. Я вернулся к королю.
— А, Руфус! Неверные идут, — воскликнул он. — Ну и шум от них! Я бы сказал, что даже гром небесный грохочет не так сильно.
Я указал на пылевые облака у нас за спиной — только по ним мы могли судить о перемещениях неприятеля.
— Сарацины нацеливаются на наш замыкающий отряд, в точности как вы предполагали, сир.
— Верно. Скоро госпитальерам предстоит испытание на стойкость.
Мы держались на одной линии с третьим полком, возглавляемым Ги де Лузиньяном, и многие оборачивались, глядя на кипящую битву. Мне хотелось поскакать туда и вступить в бой, но тут возникла новая угроза. Слева от нас, на равнине, появились сомкнутые ряды турок — тысячи и тысячи. Флаги и вымпелы реяли на копьях, земля дрожала под копытами коней.
Я хлебнул воды и нахлобучил шлем. Ричард и прочие сделали то же самое. Начинается, подумал я. Это будет решительная битва против Саладина, и победитель получит все.
Турки приближались. Вся эта толпа тоже выла и орала, а также имела собственных певцов и музыкантов.
Начальники жандармов отдали приказы, сотни арбалетов были изготовлены к стрельбе. Мы замедлили ход, но, по распоряжению короля, останавливаться не стали.