Перед своим мысленным взором я видел, как Рис и де Дрюн шагают плечом к плечу, обратившись спиной к голове колонны, и целятся из арбалетов в бесконечные волны вражеской конницы и пехоты, одна за другой накатывающиеся на них. Господи Иисусе, прошептал я, обереги их.
— Стрелы падают в таком множестве, что каждый рыцарь рискует лишиться коня. Иные из нечистых спешились, чтобы целиться точнее, а другие нападают на нас с тяжелыми булавами. Разрешите атаковать, сир! — взмолился Гарнье. — Нас примут за трусов! Никогда не испытывали мы подобного стыда, и никогда наше войско не выдерживало подобного натиска неверных. Если мы и дальше не будем защищать себя, потом может оказаться слишком поздно.
Ричард был не в том настроении, чтобы входить в положение или проникаться сочувствием.
— Я отдам приказ атаковать, только если сочту время подходящим. Ждите сигнала труб, магистр, и терпите вражеские укусы, — отрезал он. — Всему свой черед.
Тот упрашивал и спорил — напрасно. Ричард оставался непреклонен.
Огорченный и рассерженный, великий магистр вынужден был склониться перед волей государя и вернуться к своим рыцарям.
— Думаете, они устоят, сир? — спросил я, снедаемый тревогой.
— Надеюсь, Руфус. Верю, что устоят!
Его бодрый голос не ввел меня в заблуждение. Мы не могли поручиться за госпитальеров. Оставалось полагаться на выучку и дисциплину, которыми славились военные ордена. И надо отдать им должное, госпитальеры неукоснительно выполняли приказ Ричарда весь следующий час.
К тому времени король был уже близок к тому, чтобы вступить в битву и дать приказ об атаке силами всех рыцарей. Турки нападали уже не только на замыкающих, но и на середину колонны. Если дать им атаковать передовой отряд, сказал Ричард, Саладин бросит в бой все свои силы. Не оказывая сопротивления, мы рискуем потерпеть поражение, зато нанесенный в этом месте удар тысяч рыцарей на тяжелых конях способен смести все полчища противника.
И тут произошло несчастье. Прибыл гонец на взмыленной лошади с вестью о том, что два госпитальера набросились на пару дразнивших их турок.
— Кто такие?
Голос Ричарда сочился яростью.
— Уильям Боррель и Балдуин Кэрью, сир.
Имена всплыли у меня в голове. Мне вспомнилось тогдашнее их недовольство приказом короля.
— А остальные госпитальеры? — спросил Ричард.
— Все бросились в атаку, сир. — Робея, посланец добавил: — Генрих Блуаский тоже поскакал, и французские рыцари с ним.
— Божьи ноги, они погубят всех нас! — Король громогласно воззвал к трубачам и велел им трубить атаку. Потом он обратился к нам: — За мной! Скачем к госпитальерам, во весь опор! Дезе!
Мы скакали, и сердце мое пело от гордости, ведь за спиной у меня была сотня с лишним рыцарей. Зной, нестерпимый зной окутывал меня. Пот разъедал глаза, я моргал, стараясь смахнуть его. Тяжеленный шлем давил на макушку. В ушах гудело от рева труб и топота копыт. Сухой, как трут, язык прилип к гортани. Прямо передо мной поднималась и опускалась голова шедшего галопом Поммерса, чуть дальше я видел короля. Все, что было футах в тридцати или сорока, скрывалось в клубах пыли.
Мы ехали вдоль колонны. Видя, как мы проносимся в пыльном вихре, жандармы кричали, пока у них не пересыхало в глотке. Мы ехали вдоль колонны, горя желанием сойтись с врагами и истреблять их тысячами. Видимость была скверной, такой, что едва отличишь своего от чужого, но это не могло поколебать нашей решимости. Я начал думать, что мы — карающие ангелы, посланные Господом разметать поганых язычников, оскверняющих землю Утремера.
Король опустил копье, и, заметив это, я последовал его примеру. Поудобнее пристроив его под мышкой и сжав древко в кулаке, я выставил острие над правым ухом Поммерса, готовый взять противника на прицел. Внезапно мы выскочили туда, где не было обволакивавшей пыли. Справа от нас сошлись в жестокой схватке сотни турецких всадников и госпитальеров. Слева мамлюки пускали стрелы в поредевшие отряды жандармов. Гонец не ошибся, подумал я. Мамлюки спешились, чтобы удобнее управляться с луками.
Ричард повел нас прямо на них, не медля ни мгновения.
Большинство турок не заметило нашего приближения. Мы ворвались в их ряды, как клин, расщепляющий полено. Мы косили их дюжинами, нанизывали на копья, секли и рубили жадными до крови мечами, топтали подкованными железом копытами. Перепуганные, завывавшие от страха, взывавшие к своему богу о помощи, сарацины делали все, только не сражались, что упрощало их истребление.
Я направлял Поммерса то в одну сторону, то в другую, отсек вскинутую руку турку, пытавшемуся встать, и обезглавил второго, кинувшегося на меня с палицей. Вместе с королем мы налетели на шайку из шести-восьми человек. Те бросились врассыпную, как свиньи из загона. Двое последних оказались нерасторопными: Ричард прикончил одного, я — другого. Противников хватало, так что гнаться за оставшимися не было смысла. Вместо этого мы поспешили на помощь рыцарю, в одиночку отбивавшемуся от трех турок.