Крестоносец

Первые стрелы прочертили дугу в небе — черные линии, от которых у меня мурашки побежали по коже. Я погладил Поммерса по шее, сказал, что он хороший мальчик и ни одна из вражеских стрел его не коснется. Конечно, я бессовестно врал. Мы находились между пехотинцами и рыцарями Ги де Лузиньяна, как раз в пределах досягаемости.

На жандармов посыпались стрелы. Мгновение спустя они уже утыкали гамбезоны, торчали из щитов, росли из земли, подобно неким пернатым растениям, созданиям дьявола. Послышались возгласы, довольно многочисленные, но, к моему облегчению, то были по преимуществу угрозы, обращенные к туркам, а не стоны боли.

Наши противники, мамлюки, подходили все ближе, улюлюкая и завывая, как демоны. Господи Иисусе, какие умелые наездники, думал я. И кони превосходно выучены. Чтобы пускать стрелы, сидя в седле, требуются обе руки, а для этого надо бросить поводья, скача при этом к врагу в плотном строю.

Стрелы теперь сыпались залп за залпом, пока не наполнили воздух гудением, похожим на рой разозленных шершней, и не заслонили солнце. Жандармы вскрикивали, лошади падали, молотя копытами.

— Первая шеренга, бей! — донесся до меня приказ. Мгновением спустя послышался негромкий хор щелчков, издаваемых спусковыми рычагами арбалетов.

В добрый путь, напутствовал я стрелы и с радостью отметил, как дюжины коней повалились, опрокинув вместе с собой седоков. Множество мамлюков были выбиты из седел — с такой силой ударили арбалетные заряды, забравшие их безбожные жизни. Передовая шеренга турок исчезла, словно ее смахнул незримый могучий кулак.

Горячий воздух врывался сквозь щель моего шлема. Я повернулся, чтобы посмотреть направо. Стрела вонзилась в потрескавшуюся землю и еще дрожала. Она разминулась со мной и с Поммерсом буквально на пару пальцев.

— Вторая шеренга, бей!

Щелк-щелк-щелк. Еще сотни стрел взметнулись в воздух. Снова смертоносный серп проредил турок. В их строю зияли большие дыры. Пустые седла, сбитые с ног лошади. Противнику этого показалось довольно. По-прежнему завывая и лая, как дикие псы, с остервенело наяривавшими в тылу музыкантами, мамлюки развернулись и во весь опор понеслись прочь.

Жандармы приветствовали их отход нестройным криком, а один солдат заорал: «Sanctum Sepulchrum adjuva!» На этот раз даже я подхватил клич.

Десятка два жандармов получили ранения, четверо были убиты, а придворные рыцари лишились восьми коней. Потери были не пугающими, но подрывали дух. К тому же едва мы успели подобрать раненых и тела убитых, как сарацины нагрянули снова. Ричард предупредил, что теперь, если представится возможность, мы нанесем ответный удар.

Возможности не представилось, так как мамлюков поддержали пехотинцы. Проворные быстроногие воины, черные как сажа, они были вооружены луками и самострелами. Совместный натиск пехоты и конницы оказался таким решительным, что дошло до рукопашной. Не успевая заряжать и стрелять достаточно быстро, притом что противник подходил все ближе, наши жандармы во множестве оставляли строй и бегом устремлялись за своими щитами и пиками. Завязался яростный бой, и каждые несколько минут перевес склонялся то на одну, то на другую сторону.

В случае наступления мы, рыцари, могли потоптать свою же пехоту. Ричард, видя неопределенность исхода боя, отвел нас чуть вправо. Он высмотрел разрыв в сарацинских рядах. Прозвучал приказ, и жандармы раздались, давая нам проехать. Едва мы оказались с внешней стороны строя, как король развернул нас в узкую линию и немедленно повел в атаку. Опустив копья, мы галопом устремились в замеченную государем брешь. Немногие турки, преграждавшие нам путь, в испуге побежали. Мы втоптали их в землю. Справа и слева от нас находились теперь сотни вражеских пехотинцев, все до единого чернокожие, которые теснили жандармов. В нашу сторону поворачивались головы, открывались в тревожном крике рты, но ничего не происходило. До поры.

Вклинившись на сотню шагов, Ричард придержал наш разбег, повернул рыцарей влево, перестроил и с расстояния шагов в тридцать повел в атаку на край вражеского строя. Мы продавили его, как нога, ломающая тонкий лед на луже. На каждом нашем копье извивалось по чернокожему. Обученные дестрие остервенело молотили врага копытами. Взлетали мечи, чтобы мигом опуститься, подобно серпу, срезающему руки и головы. Как-то раз, занятый одним противником и не в силах дотянуться клинком до другого, я просто пнул его в лицо. Удар сапога, утяжеленный весом кольчужных штанов, выбил сарацину все зубы и заставил его отлететь в сторону.

Мы продолжали давить, а противники выли, разбегались, истекали кровью и умирали. Я рубил направо и налево, пока правая рука не покрылась до локтя кровью и сукровицей, а мышцы не взмолились об отдыхе. И тут я с удивлением обнаружил, что впереди никого нет. Поммерс невольно сбавил шаг. Кровавая пелена спала с моих глаз, разум постепенно вернулся, и я осознал, что мы насквозь прошли строй чернокожих. Где-то в стороне кипел бой, но уже с другим отрядом турок, напавшим на наших жандармов в другой части колонны.

— Ко мне! — взывал Ричард. — Ко мне!