Крестоносец

Ги де Лузиньян, теперешний король, оставшийся благодаря Саладину без королевства, лишился единственного законного основания занимать престол: жены Сибиллы и двоих маленьких детей. Их унесла прошлой осенью моровая язва. Ричард молчал, внутри его явно шла борьба, поскольку Ги являлся его вассалом.

Как и на Сицилии, подумал я, государственные дела могут доставить нам в Утремере столько же хлопот, сколько сарацины. Но думать об этом было пока рано.

— Тут нас тоже встречают заботы, — печально промолвил Ричард, кивком указав на гористые берега Кипра, выступившие на горизонте. — Если слухи об Исааке Дуке Комнине, здешнем самозваном императоре, хоть отчасти верны, это пренеприятный человек. А если Беренгария и Джоанна достигли этих берегов… — Помедлив, он добавил: — Да поможет ему Бог, если с их голов упал хоть один волос.

Я глухо поддакнул, опасения за судьбу его сестры нахлынули с новой силой. От мрачных мыслей меня отвлек громкий возглас Ричарда:

— Вон там, видишь? Корабли на якоре!

Когда мой взгляд обратился в ту сторону, куда указывала рука короля, с мачты раздался крик впередсмотрящего, тоже заметившего суда.

— Это наши, сир? — спросил я. Корабли находились слишком далеко, чтобы я мог определить их принадлежность.

— Дай Бог.

Из-за капризного ветра мы подошли к группе судов через час с лишним. За это бесконечное время наше волнение, подогреваемое беспокойством, достигло, надо признать, новых высот. Ричард как одержимый метался по палубе, обещая церкви благодарственные мессы и золотую утварь, если его невеста и сестра живы. Я старался скрыть свое нетерпение, сев играть в кости с де Дрюном и Филипом, и продул первому десять серебряных пенни. Меня это совсем не огорчило, так как выяснилось, что это и вправду наши корабли. Среди пяти дромонов было и судно Джоанны и Беренгарии. Находятся ли они на нем, мы пока не знали, но после долгих переживаний за их судьбу само присутствие корабля стало добрым знамением.

Едва наш якорь коснулся дна, Ричард прыгнул вместе с нами в лодку. Заметив наблюдающих за нами с палубы женщин, он громко и радостно окликнул их. Я махал рукой — большего простому рыцарю не полагалось — и улыбался так, что заболели щеки. Женщины махали в ответ, и король сдавил мне плечо.

— Они живы, Руфус! — воскликнул он. — Живы!

Я кивнул, благодаря про себя Господа и надеясь, что Джоанна видит меня. И что мои мечты завоевать ее расположение — не такая уж несусветная глупость.

К моей радости, глаза наши встретились, когда я вскарабкался по канату вслед за королем. Искра проскочила между нами, или так мне показалось, и сердце мое возликовало. Мгновение спустя Джоанна бросилась в объятия Ричарда, уткнувшись лицом ему в плечо.

— Ты невредим, — проговорила она сдавленным голосом.

— Да. — Он обхватил ее и поднял. — Господь милосердный, я так рад видеть тебя, малышка!

— И я тебя, брат, — ответила Джоанна, смеясь и плача одновременно. — Твой корабль цел, слава богу.

— И твой тоже, — с жаром подхватил король.

Он поставил сестру на ноги и поцеловал в щеку. Потом повернулся к стоявшей в нескольких шагах Беренгарии и поклонился:

— Госпожа, слава всем святым, что вы не пострадали.

Беренгария сделала шаг в его сторону:

— Могу сказать это и про вас, сир. После давешней непогоды мы очень беспокоились. Но вы не похожи на себя — не приключилось ли с вами хвори?

— Всего лишь приступ четырехдневной лихорадки, не более. Я уже почти здоров благодаря лекарю и Руфусу, который днем и ночью не отходил от моей кровати.

Беренгария обратила на меня благодарный взгляд, как и Джоанна. Я залился краской от смущения и радости.

Беренгария подала руки, и король расцеловал их. Они сблизились. Я тем временем пытался не пялиться на Джоанну, но потерпел позорную неудачу.

Она перехватила мой взгляд:

— Сэр Руфус!

— Госпожа, — произнес я, опускаясь на колено.

— Ах, какой чудесный день!

Она поманила меня.

С бешено стучащим сердцем я подошел и встал перед ней:

— Я молился о вашем спасении, госпожа.

— И принцессы Беренгарии, надеюсь?

— Н… ну конечно, госпожа, — пролепетал я, пристыженный.

Одна из ее бровей слегка вздернулась, придав лицу лукавый и притягательный вид.

Я выругался про себя, потому как снова залился краской. Напрочь лишившись дара речи, я во все глаза смотрел на нее. Господи, то была настоящая богиня! Пряди волос выбились из-под золотой сеточки, обрамляя лицо. За время плавания королева загорела, кожа ее приобрела пленительный золотистый оттенок. Под платьем угадывались очертания груди.

— Сэр Руфус, неприлично так смотреть.

— Прошу прощения, госпожа. — Я с трудом заставил язык шевелиться. — Ничего не мог поделать.

Бровь ее снова изогнулась дугой.

— Отчего же так?

Я предпочел бы сразиться с сотней врагов, чем ответить на этот вопрос, но под пристальным взглядом этих голубых глаз не мог солгать.

— Потому что вы самая прекрасная женщина из всех, кого я видел.

— Готова поклясться, сэр Руфус, что вы пытаетесь меня обольстить.

— Я всего лишь говорю правду, — хрипло выдавил я, растворившись в ее улыбке.

Губы Джоанны дрогнули, ей было приятно.

— Ну же, расскажите о вашем плавании.