Вооружившись, я двинулся к противнику снова, ведя себя смелее, но предосторожности оказались напрасными. Он был мертвее мертвого, из ран я увидел только отметину на лбу. Я решил, что либо мой камень проломил ему череп, либо он свернул шею при падении. Ну а я не только выжил, но и сразил турка, который пытался убить меня, воспользовавшись моим невыгодным положением.
Я стоял, ощущая противную липкость между ягодицами, держал поводья великолепного коня, ставшего моим, слушал похвалы в свою честь и пришел к выводу, что это, без сомнения, самое причудливое происшествие в моей жизни.
Мой рассказ вызвал у Риса такой приступ хохота, что я испугался, как бы он не лопнул. Де Дрюн буквально катался от смеха. Торн, заглянувший к нам разделить завтрак, едва не подавился куском хлеба.
Такая веселость несколько задела меня.
— Я мог бы погибнуть, — напомнил я.
Они загоготали пуще. Махнув рукой, я присоединился к друзьям.
По пути к шатру Ричарда мне пришлось вытерпеть столько шуток, что я решил поведать королю о происшествии. Веселье полезно для души, как говорят, и может способствовать выздоровлению.
Парусиновые полотнища по бокам королевского шатра подняли, но без ветра пользы от этого было мало. Войти внутрь было все равно что шагнуть в зев печи. Я пробрался к ложу больного, благодаря Бога за слуг, обмахивавших Ричарда пышными ветвями финиковой пальмы.
Он был не один. Ральф Безас убирал инструменты, и Филип пояснил, что лекарь произвел назначенную на утро, но затем отложенную процедуру кровопускания.
— Это как-то связано с самым удобным временем для сцеживания вредных гуморов, — прошептал оруженосец.
Я кивнул, хотя ничего не смыслил в медицине. Ричард, еще бледнее прежнего, лежал с левой рукой, по-прежнему покоившейся на подушке. Один из оруженосцев склонялся над ним, накладывая льняную повязку на то место, где Безас надрезал венценосную базилярную артерию.
Я подошел ближе, снедаемый тревогой.
Веки Ричарда слабо приоткрылись, он увидел меня и слабо улыбнулся:
— Руфус.
— Сир, — отозвался я, опускаясь на колено. Я решил, что время для моего рассказа неподходящее.
Вскоре, впрочем, король оживился. Объявив, что голоден — впервые с начала приступа, — он позволил мне скормить ему пару слив. Затем полюбопытствовал, как движется осада, и нахмурился, когда я признался, что еще не был у стен. Волей-неволей пришлось рассказать о том, что случилось. Ричард слушал как завороженный, не отрывая от меня глаз, и несколько раз фыркал, а когда я подошел к концу, безудержно рассмеялся.
Щеки мои раскраснелись от радостного смущения, я ликовал, видя удовольствие короля. Хорошо, что Ральф Безас ушел, подумал я: он, без сомнения, счел бы государя слишком слабым для таких движений чувств. На мой же взгляд, Ричарду они шли на пользу.
— Божьи ноги, — промолвил король, утирая слезы. — Я бы сто безантов заплатил, лишь бы поглядеть, как ты одновременно справляешь нужду и сражаешься с турком. Нет-нет, пятьсот! Ну и зрелище было, надо полагать.
Я собрался было заметить, что, наблюдай меня король в таком неприглядном положении, мое достоинство этого бы не пережило, но тут раздался знакомый голос:
— Что за зрелище, супруг, стоит таких денег?
У меня екнуло сердце. С Беренгарией пришли Беатриса и Джоанна; последняя тоже увидела меня. Обрадованный Ричард кивнул жене, а я встал и тут же опустился на колено. Поприветствовав дам, я поднялся и отошел, чтобы они могли приблизиться к королю. Но не так далеко, как следовало. Стоять рядом с Джоанной было не одно и то же, что сжимать ее в объятиях, но лучше, чем ничего.
Беренгария приветливо кивнула мне. Общались мы мало, но у меня сложилось впечатление, что, раз я один из любимцев короля, она должна проникнуться ко мне благоволением.
— Сэр Руфус!
Джоанна одарила меня лучезарной улыбкой, в глазах ее плясали огоньки. Как всегда, она была олицетворением красоты, розой по сравнению с ромашкой-Беренгарией, и заставила меня затрепетать от желания.
Пока две женщины разговаривали с Ричардом, во мне крепло стремление снова увидеть Джоанну. Занятый сперва высадкой и обустройством лагеря, затем приступами и, наконец, уходом за королем, я виделся с ней только раз, в этом самом королевском шатре, а перемолвиться хоть словом вообще не получалось.
— Сердце мое тает от того, что ты в добром расположении духа, Ричард, — сказала Беренгария хрипловатым от глубины чувств голосом.
— Слава богу, ты на пути к выздоровлению, — не менее пылко подхватила Джоанна.
— Я благодарю Господа, — согласился король. — Но многим обязан также заботам Ральфа Безаса, Филипа и Руфуса.
От такого признания Филип расплылся в улыбке, а когда взгляд женщин упал на меня, я улыбнулся, не столько обоим, сколько Джоанне.
К моему ужасу, королева снова спросила у Ричарда, за какое такое зрелище он готов уплатить пятьсот безантов. Король хмыкнул, но не ответил.
Женское любопытство не знает границ. Надув губки, Беренгария погладила руку мужа и повторила вопрос.