Крестоносец

— Забудьте о Леопольде, сир. Поставьте себя на место, скажем, итальянского рыцаря, который отважно сражался здесь два года. Теперь, когда город пал, разве не должен он получить хоть какую-нибудь награду?

Ричард втянул и выпустил воздух через нос, как делают, стараясь успокоиться.

— Вижу, к чему ты клонишь, Руфус. Но если каждый нищий солдат удачи станет запускать руку в котел, для меня и Филиппа ничего не останется. Нельзя и выказывать пристрастий, потакая надутым пузырям вроде этого Леопольда и отказывая другим. Так что перебьются все.

Я понимал ход мысли Ричарда, хоть он и был чудовищно несправедливым. Но если так считал я, один из самых преданных ему людей, что подумали бы те, кому отказали в части добычи? Король настроил против себя изрядное число воинов, которых собирался вести на Иерусалим, и прежде всего герцога Леопольда. Я вздохнул. Да, это австрийский выскочка и надутый пузырь, но он вполне может оказаться опасным врагом. Однако переубедить Ричарда я не мог; пытаться делать это и дальше было бы глупо.

Разозленный король не замечал меня, пока мы направлялись за Беренгарией и Джоанной. Но вскоре к нему вернулось хорошее настроение. Подобно грозе, приносимой и уносимой ветром, гнев на его лице уступил место выражению радости и довольства. Когда он заговорил, то не вспомнил о недавней размолвке — так всегда бывало с Ричардом.

Беренгария была счастлива. Ее вдохновляли встреча с королем и переезд в город. Купаясь в ее внимании, он отвлекся, и это позволило мне подобраться к Джоанне. Сопровождавшие ее дамы были слишком заняты, делая вид, что не замечают внимания замыкавших процессию жандармов.

Когда я приблизился, она бросила на меня укоризненный взгляд:

— Руфус.

Тон ее был холодным. Сердце у меня упало.

— Госпожа.

— С тобой все хорошо?

Я хотел ответить утвердительно, но вместо этого выпалил:

— Нет, госпожа, если честно.

Она вскинула бровь — от этой ее соблазнительной манеры меня охватила истома.

— Не ранен ли ты в последнем бою? Мне об этом не известно, ведь мы так редко видимся.

Немного впереди нас Ричард по-прежнему склонялся к Беренгарии, шептавшей что-то ему на ухо. Я быстро обернулся, желая убедиться, что никто из придворных дам не подслушивает.

— Госпожа, каждый час, проведенный в разлуке, с той последней ночи, ранит меня больнее стрелы.

Она впилась в меня глазами, но не сказала ни слова. Отчаянно желая, чтобы мне поверили, я наскоро поведал о случае с Фиц-Алдельмом.

— Вы знаете его не так хорошо, как я, госпожа, — заключил я. — Это мой давний враг. Человек, лишенный совести, который с удовольствием замарает ваше доброе имя, лишь бы навредить мне. Я не мог подвергать вас такой опасности, как не мог доверить подробности письму. Я пытался не раз, но не мог улучить минуты, когда мы были вместе, чтобы все объяснить. Прошу простить меня за боль, которую я причинил вам. Я поступал так из лучших побуждений, только из стремления защитить вас. Говорить с вами сейчас… — С трудом проглотив подступивший к горлу ком, я добавил: — Это все для меня.

— Руфус…

Она потянулась и коснулась моей руки. Это недолгое движение было красноречивее тысячи слов.

— Госпожа, — с чувством промолвил я.

— Я понимаю, что у тебя были серьезные причины. Ты поступил правильно.

— Вы простите меня?

— Тут нечего прощать, Руфус.

Сердце мое возликовало.

— Этот Фиц-Алдельм… Его зовут Робертом, если не ошибаюсь? — Я кивнул. — Неужели с ним ничего нельзя поделать?

Голос ее звучал сердито.

— Король высоко ценит его, госпожа. — Я хотел упомянуть о его попытках убить меня в Шиноне и в Шатору, а также о своих давних сомнениях в его преданности, но не стал. Если Джоанна, вступившись за меня, скажет что-нибудь Ричарду, это ударит по мне. Нужны доказательства. — Я голову сломал за все эти годы, но без толку.

— Давай поищем решение вместе: ты и я.

— Одно-то решение есть, — сказал я осторожно, словно человек, ступающий на потрескивающий под его весом лед.

— Поделись.

Я колебался, страшась озвучить ей столь безжалостное намерение.

— Руфус!

В голосе ее безошибочно угадывалась повелительная нотка.

— Его можно убрать, — пробормотал я, убеждая себя, но сам не веря, что готов хладнокровно убить Фиц-Алдельма, не терзаясь чувством вины.

— Убрать? Иначе говоря, убить?

Я не ответил.

— Говори.

Теперь в ее голосе зазвучал металл.

Она воистину сестра Ричарда, подумалось мне. Не желая и дальше казнить себя, произнося слова, я кивнул.

Ее взгляд был уничтожающим.

— Я удивлена, если не сказать разочарована, слыша подобные заявления. Руфус, такой поступок ниже тебя. Это недостойно рыцаря, более того, трусливо.

Уязвленный, я едва не выпалил, что Фиц-Алдельм уже пытался убить меня, дважды. Но, испугавшись, что Джоанна примет это за выдумку, призванную оправдать мои недобрые намерения, прикусил язык.

— Он и сам далеко не образец рыцарства.

— Фиц-Алдельм совершил низкие и злые поступки, но их нельзя сравнивать с подлым убийством.

Если бы ты только знала… Не сделай я тогда в Шиноне шаг по направлению к Рису, стрела Фиц-Алдельма размозжила бы мне череп.

— Обещай, Руфус, что не станешь причинять ему вреда.