Крестоносец

Саладин снова перевел взгляд на де Шовиньи. Тот витиевато, словно медоточивый законник, поблагодарил нашего хозяина за радушный прием и передал наилучшие пожелания от Ричарда. Саладин осведомился о здоровье короля и обрадовался, что тот поправился, — кажется, вполне искренне. По щелчку его пальцев откуда-то из недр шатра появились ведерки со льдом и блюда с фруктами: гранатами, инжиром, сливами. Как нам сообщили, они предназначены для Ричарда, чтобы не допустить возвращения недуга.

Последовал очередной обмен благодарностями и любезностями. То, что говорят про сарацин, — правда, подумал я. Их сношения с чужеземцами — это танец со своими фигурами и своей музыкой. Как хорошо, что посольство возглавляет де Шовиньи, а не я, подумалось мне. Вскоре он завел разговор про Акру:

— Гарнизон храбр, эти отважнейшие в мире солдаты — настоящее украшение своего народа. Но они страдают от голода и усталости. Город обречен. Вопрос лишь в том, когда он падет, но, скорее всего, речь идет о считаных днях. — Помолчав, де Шовиньи добавил: — Все это, разумеется, вам известно. Мы перехватываем гонцов, которые выбираются из города вплавь или на маленьких лодках через захваченную нами бухту, но не всех. Еще мы замечали летящих голубей.

Когда это перевели, Саладин обратился к толмачу.

— Вы лучше заботитесь о своих соколах, нежели король Филипп, — произнес тот. — Это хорошо.

— Стараемся как можем, — ответил де Шовиньи и с улыбкой поклонился.

Мы с де Бетюном тоже развеселились. Незадолго до нашей высадки лучший белый сокол Филиппа охотился близ стен Акры. Вместо того чтобы вернуться к сокольничему, птица села на крышу одного из домов и попала к врагу. Филипп пока что не смог возвратить своего любимца и, по слухам, очень расстраивался.

Пока толмач переводил, лицо Саладина оставалось непроницаемым, но когда заговорил де Шовиньи, султан обратился в слух.

— Месток и Каракуш просят мира, — сказал наш посол. — Они боятся, что, если город будет взят штурмом, все его обитатели погибнут.

И снова задержка. Странно было слышать правильно произнесенные имена начальников гарнизона. Я попытался воспроизвести их в голове, но не преуспел. «Месток» и «Каракуш» проще ложились на язык.

Толмач выслушал ответ Саладина, затем перевел:

— Вероятно, у начальников есть основания для страха.

Эти слова повисли в воздухе. Де Шовиньи пробормотал что-то де Бетюну.

Саладин — умелый переговорщик, решил я про себя. За последние сто лет Иерусалим брали дважды: в первый раз франки под началом Годфруа Бульонского, во второй — наш сегодняшний хозяин, Саладин. Два сражения, не схожие ни в чем. Одержавшие победу франки предавали мечу всех, без разбора убивая мусульман, христиан и евреев, Саладин же вошел в Иерусалим без боя и позволил тысячам его жителей за выкуп обрести свободу.

— Мой государь и король французов не имеют желания устраивать подобную бойню, — сказал де Шовиньи. — Несмотря на расправы, чинившиеся после Хаттина.

Он имел в виду сотни тамплиеров и госпитальеров, казненных после разгрома, и косвенно задевал самого Саладина, который лично обезглавил Рейнальда де Шатильона.

Вновь повисла тишина, взаимное радушие явно пошло на убыль.

Наконец Саладин указал на свои дары и заговорил.

— Становится жарко, — перевел толмач. — Если вы не поспешите к Малик-Рику, лед растает.

— Это верно, — согласился де Шовиньи. — И будет не по-рыцарски, если причиной тому станет моя медлительность. Желаете выслушать наши условия?

Толмач, обладатель приветливого лица, перевел. Саладин кивнул.

Напряжение снова нарастало. Иногда, подумал я, препятствие легче обойти, чем пытаться устранить его.

— Они таковы, — начал де Шовиньи. — Жизнь всех сарацин в Акре будет неприкосновенна в обмен на освобождение полутора тысяч пленников-христиан с добавлением еще двухсот, поименованных отдельно. Королям уплачивают двести тысяч динаров и возвращают остатки Истинного Креста. И еще: жители города будут обращены в христианство. На выполнение этих условий дается сорок дней. До истечения срока обитатели Акры будут нашими заложниками.

Пока толмач переводил, я не отрывал глаз от Саладина. Он был столь же искусным политиком, как Ричард, ибо на лице его не дрогнул ни единый мускул, но мне показалось, что поза султана сделалась чуточку более напряженной.

— Саиф аль-Дин Али ибн Ахмад аль-Маштуб и Баха аль-Дин аль-Асади Куара-Куш согласны на эти условия? — последовал его вопрос.

Речь шла о Местоке и Каракуше.

— Согласны, — ответил де Шовиньи.

Саладин ответил не сразу, что было вполне понятно. Спасти Акру он не мог, но условия были неслыханными.

Он не сможет отказать, это точно, подумал я. Столь человечный правитель не обречет тысячи своих соотечественников на верную смерть.

Наконец Саладин заговорил снова.

— Слова Малик-Рика следует обдумать со всей тщательностью, какой они заслуживают, — сказал толмач. — Мой господин пришлет ответ вашему королю.

Де Шовиньи выглядел несколько раздосадованным.

— Когда?

— В свое время, — последовала уклончивая реплика.