Риту поразило, что этот хлыщ совсем не думает о дочери. Ей хотелось снова влепить ему пощёчину, но тут она загадала, что если не сорвётся, не разрыдается и не примется кричать на мужа, Роза обязательно вернётся домой. Пусть это было и глупо, но Рита должна была хоть во что-то верить.
– Я очень рада, что ты наконец-то взялся за ум, и надеюсь, что у тебя всё скоро нормализуется, – сказала она вслух.
Весь оставшийся день и весь вечер Болеслав продолжал хаять Санинского, возмущаться недальновидностью Гордеева, чем едва не довёл Риту до нервного срыва, но она продолжала держать рот на замке…
Сейчас Болеслав Янович гремел на кухне посудой и ругал коммунальщиков, которые никак не могли наладить подачу горячей воды.
Услышав, как за окном соседка снизу снова ругает сына – крепкого паренька шести с половиной лет, Рита убрала бусики в шкатулку, отстранила фотографию Розы и подошла к окну. Распахнув его, Рита втянула в себя воздух и зажмурила глаза. В этот момент в спальню зашёл Болеслав с подносом.
– Дорогая, я приготовил тебе завтрак! Ты не ела со вчерашнего утра. Здесь гренки, мармелад, масло и, разумеется, чай.
– Я ничего не хочу! – Рита старалась говорить твёрдо, но спокойно.
На Болеславе была чистая голубая рубашка, стрелки на брюках поражали своей остротой. «Ещё бы галстук завязал», – усмехнулась про себя Рита. А ведь она ещё помнила того молодого и талантливого актёра, которого она встретила за пару лет до войны. Он с первых минут очаровал её своим шармом, суровой мужской красотой и поразил в самое сердце. Она ещё помнила, как они гуляли под луной, он читал ей монологи из своих спектаклей, делал это так чувственно и убедительно, что она пьянела от исступления. Вскоре Ковальский сделал ей предложение и стал не только мужем, но и отцом её дочери Розы.
От одного только воспоминания о девочке Рита отвернулась и сморщилась, точно от боли. Болеслав ничего не заметил.
– Что значит ты ничего не хочешь? Неужели я зря возился на этой проклятой кухне? Я дважды порезал себе пальцы и ошпарился кипятком. Пей! А я настаиваю! – манерно продолжил он. – Посмотри на себя, на тебе просто нет лица. Я хочу… нет, я требую, чтобы ты как можно скорее взяла себя в руки. Ты должна успокоиться, и тогда всё снова будет хорошо.
– И нашу дочь нам вернут? Ты это хочешь сказать?
Болеслав Янович дёрнулся, словно ему дали пощёчину, но тут же собрался и пропищал фальцетом:
– Я же тебе говорил, что тот мужчина, с которым я познакомился в… С которым я познакомился накануне! Он обещал, что всё сделает…
Рита стиснула зубы. С трудом сдерживая себя, она процедила:
– Я так больше не могу! Ты… Ты!..
Видя, что муж уже налил чай, Рита взяла чашку и сделала несколько глотков. Чай был чуть тёплым! Рита поморщилась. Неужели он так никогда и не запомнит, что она пьёт горячий?
Но всё! Довольно! Сейчас или никогда!
Она скажет мужу всё: про их отношения со Зверевым; про то, какая же он мерзкая скотина, возомнившая себя гением; про то, что… Рита ещё не придумала до конца, что она скажет ещё, потому что в этот момент произошло чудо…
В дверь позвонили. Уронив на пол чашку с остывшим чаем, Рита побежала открывать. Через мгновение она, стоя на коленях, уже обнимала маленькую Розу.
Они ехали в Управление…
Трамвай мерно постукивал колёсами. Пассажиры выглядели угрюмыми, а кондукторша сновала меж рядами, ругая всех, кто путался у неё под ногами. Зверев сидел у окна, щурился от яркого солнца и думал о Розе.
Он вспоминал прохладу ночи, когда тентованный грузовик районного отделения внутренних дел подъехал к воротам дома номер семь по Плехановскому посаду. Вспоминал, как из него выскочили люди с винтовками и оцепили район. После этого грузовик с разгона протаранил ржавые ворота, и вооружённые люди ворвались во двор. Вспомнил, как, услышав щелчки пистолетных выстрелов и одну автоматную очередь, рванулся было к дому, но тут же едва не столкнулся с несколькими одетыми в синюю форму сотрудниками из районного отделения милиции. Те уже выводили из дома задержанных. Вскоре выяснилось, что никто не погиб, и лишь один из подозреваемых был легко ранен в плечо, когда схватился за пистолет.