Крестовский душегуб

Потом они с Костиным и майором Душковым, начальником районного отдела по борьбе с бандитизмом, стояли в кустах и нервно курили, пока люди Душкова выворачивали наизнанку дом номер семь. Вспомнил Зверев, как он выронил папиросу, когда молоденький сержант без фуражки и с перепачканным сажей лицом вывел на белый свет девочку в жёлтом платье и подвёл её к Звереву. Маленькая Роза была одета в помятое платье, в глазах девочки был страх. Зверев не смог ничего сказать, и это за него сделал Костин. Парень отвёл девочку в сторону, присел и что-то долго говорил. Роза поначалу не реагировала, а потом улыбнулась. Потом она что-то сказала, и они с Костиным оба рассмеялись. Спустя несколько минут они все вместе уже ехали на старенькой «эмке»[15] к Ковальским. Потом была трогательная встреча, восторженные выкрики и стальное рукопожатие Болеслава Яновича, который тут же принялся говорить жене что-то типа: «Я же говорил! Я знал…» Рита не сказала ничего. На миг оторвавшись от вновь обретённой дочери, она обняла Зверева за шею и поцеловала в щёку. Ковальский, который в этот момент снова что-то громко декламировал, застыл на полуслове, потом прокашлялся и продолжил как ни в чём не бывало. Рита смотрела на Зверева влажными глазами.

Отогнав воспоминания о вчерашней ночи, Зверев посмотрел на своего нового помощника. Парень сидел неподалёку и тоже глядел в окно. Ай да Венечка! Ай да морячок! Такие ловкачи, как этот паренёк, сейчас были Звереву ой как нужны. Зверев улыбнулся сам себе: теперь ведь и в самом деле придётся называть этого парня Вениамином!

Когда они вошли в здание, Зверев велел Костину писать рапорт на перевод, а сам направился в кабинет к Корневу. Он не сомневался, что уговорит подполковника на перевод парня в оперативный отдел. Он также твёрдо решил, что обязательно привлечёт Костина к поискам Фишера, но понимал, что с этим делом стоит повременить. После очередного самоустранения Зверя от поисков Фишера Корнев, наверняка, не просто зол – он обязан быть в ярости.

Без стука войдя в кабинет начальника, Зверев, как обычно, тут же развалился на диване. Он полез в карман за папиросами, и открыл уже было рот, но застыл на полуслове… Корнев улыбался. Когда же подполковник, не дожидаясь, что его об этом попросят, сам вынул из ящика стола пепельницу и поставил её на стол, Зверев окончательно впал в ступор.

– Похоже, мы нашли его, Паша! – заявил Корнев. – Нашли Дитриха Фишера!

Часть третья Антиквар

Глава первая, в которой капитан Зверев, чтобы доказать свою прозорливость, использует не совсем гуманные методы допроса

С большинством подозреваемых сотрудники следственного отдела работали в своих собственных кабинетах, довольно часто они проводили допросы прямо в камерах, однако для особых случаев в Управлении псковской милиции имелось особое помещение.

Комната для допросов располагалась в левом крыле здания в полуподвальном помещении рядом с гаражными боксами. Чтобы попасть сюда, нужно было пройти по лишённому окон коридору с низкими серыми потолками. Облезлые стены, покрытые бурыми пятнами, и затоптанные полы в комнате для допросов – всё здесь выглядело настолько зловещим, что одна только обстановка была способна в одно мгновение нагнать жути на любого, кто против своей воли оказался в этом страшноватом помещении. Решётки на окнах были выкрашены в серебристый цвет всего неделю назад, но уже успели изрядно потускнеть. Окна были загажены мухами, а стеклянный графин, стоявший на подоконнике, весь давно покрылся снаружи пылью, а изнутри желтоватым известковым налётом.

Посреди комнаты стоял обтянутым затёртый зелёным сукном письменный стол, на котором помимо телефона, чернильницы и огромной настольной лампы лежали пачка «Беломора» и спички. Окна помещения выходили как раз на стены соседнего корпуса, поэтому здесь всегда не хватало света. Комната не считалась угловой, но стены в ней почти всегда были покрыты тёмными пятнами и промерзали зимой. От постоянной сырости одиночный фонарь, висевший под самым потолком, постоянно мигал и искрил. Коменданту объекта, скрюченному старикашке, приходилось то и дело менять перегоревшие лампы, поэтому он всякий раз слёзно умолял очередного капитана или майора, собиравшегося вести допрос, не пользоваться верхним светом хотя бы днём, а зажигать лишь настольную лампу. «Только вчера очередную лампочку в плафон вставил, – всякий раз жаловался Трошкин. – Горят, окаянные, хоть стой, хоть падай. Где ж мне их на всех напастись?» Некоторые шли бедолаге навстречу и допрашивали подозреваемых в полутьме, но Шувалова не особо волновали насущные трудности престарелого старичка-коменданта. Сегодня верхний свет в допросной горел, хотя на часах было пятнадцать минут двенадцатого.