Крик горностая

Отец молча достал сотовый и открыл галерею фотографий, где без труда нашел скрин страницы из социальной сети и несколько фото. Он развернул экран сыну:

— Это она?

Тигран почувствовал, как закончился воздух в легких. Его бросило в жар, но тут же внутри что-то оборвалось и рухнуло к ногам. Потемнело в глазах. На него — светлая, улыбающаяся, нежная и такая ранимая — смотрела его Ани. На фото у нее была совсем другая улыбка — шальная и будто бы пьяная от головокружительного счастья. Солнце падало на ее лицо, освещая глаза. И со спины ее обнимал высокий незнакомый парень. Он прежде его никогда не видел.

В книгах иногда писали про то, когда мир теряет краски. Его забавляла эта аллюзия. До этой минуты.

Его мир померк, словно солнце отвернулось от него или вовсе перестало светить. Отцовский кабинет плыл перед глазами, к горлу подступила тошнота.

Поднявшись, Тигран направился к выходу. Кажется, отец хотел его остановить и даже приказывал.

Покачиваясь, Тигран вышел в коридор, направился к выходу. Родня, шумно отмечавшая выздоровление отца, встретившись с ним взглядами, расступалась, будто от прокаженного. Да он и был прокаженным, он чувствовал, как страшная серая гниль стремительно заполняет его, не оставляя ни мыслей, ни чувств, ни запахов… Только гнилостное, брезгливое ощущение испачканности.

На пороге квартиры он остановился. Оглянулся, слепым взором оглядел присутствующих. Безразлично скользнул по лицу сестры, чуть задержался на материнском, перепуганном.

Покачал головой.

— Как же я вас всех ненавижу…

* * *

Просматривая фото в инсте, увидел, что она была у тетки, когда он был на др морго. А она сослалась на болезнь. И была там не одна, а с парнем.

Тот май перевернул его жизнь с ног на голову.

Тигран плакал от бессилия, бесился от собственной тупости и невнимательности. Не понимал.

То, что происходило дома, доносилось до него раскатами.

Звонила мама и пыталась выяснить, какая муха его укусила.

Звонила Марго и жаловалась, что ничего не понимает, но отец запретил упоминать имя Тиграна в доме. Требовала объяснений. Умоляла поговорить с отцом, взывала к жалости и состраданию.

Карен холодно поинтересовался, куда Тигран положил ключи от сейфа с печатями.

Его жизнь катилась под откос, но Тигран в оцепенении наблюдал за этим, даже с некоторой долей злорадства, как приговоренный к смертной казни надеется, что она завершится скорее, и скорее закончатся его мучения.

Он бродил по тесной комнате, перебирая в памяти все разговоры с Анной, ее взгляды и планы. И все отчетливее понимал, каким слепцом он был все это время.

И однажды, спустя неделю примерно, после ссоры с отцом, когда телефон его окончательно и глухо замолчал, он все-таки сел к ноутбуку и проделал то же, что проделала его сестра с их совместным с Анной фото.

Аккаунт Анны в другой соцсети нашелся быстро. «АннаСВЧ» — так он назывался, очевидно, по ее фамилии Савченко. Тигран встал и отошел от стола, не решаясь открыть страницу аккаунта. Вышел в магазин, но не дошел до него, стремительно вернулся и нажал ссылку.

Фото Анны — улыбающееся лицо, дурацкие ракурсы, походы по магазинам, прогулки по городу. Фото, сделанные Тиграном для нее. Ни одной фотографии с ним. Ни одного упоминания о нем.

В поисках той самой фотографии, которую показывал ему отец, он пролистал ниже, но, не дойдя до нужного фото, замер, уставившись на незатейливую по композиции фотографию: Анна в знакомой клетчатой рубашке на фоне деревенского забора. На голове — панамка из газеты, как в старых фильмах про приключения Шурика, на руках — перчатки, перепачканные зеленой краской. Тиграна привлекла дата фотографии и локация: деревня Подемкино, та самая, куда Анна хотела съездить, чтобы помочь тетке. Фото сделано в день рождения Марго. Когда — со слов Анны — она заболела и отменила поездку.

Тигран почувствовал, как плечи сковало холодом, а по спине — от затылка к пояснице — будто ледяной водой окатило. Будто его убили. Будто погрузили в серебро и пригвоздили к стене осиновым колом. Как нежить. В груди, стремительно расширяясь и пронизывая насквозь, прорастало понимание: Анна все это время лгала.

Фото — к слову, не единственное— с неизвестным Тиграну мужчиной, по-хозяйски откровенно обнимавшем Анну, уже ничего не значило. Хотя нет, значило — оно было размещено накануне до того поцелуя, когда Анна ответила, когда не оттолкнула. А следом, в той же карусели фотографий — более откровенные и вовсе не дружеские объятия.

Тигран схватился за голову и завыл — от боли, которая разъедала его, от обиды и разочарования. И — самую капельку — от стыда, что был до такой степени слеп и наивен.

Он смеялся — оказывается можно смеяться, когда больно.

А потом он перестал что-то чувствовать.

Лег на диван и уставился в потолок. Кажется, день сменился ночью, и снова стал днем. Его разряженные телефон какое-то время утробно гудел, но вскоре стих, а Тигран продолжал лежать, чувствуя себя мертвым. Потом кто-то приехал и звонил в дверь. Потом барабанил в нее.