Криминальное средневековье

Это, кстати, вовсе не было особенностью Англии, репутация была не менее важна в любой другой стране. Симона Ру пишет о подобных делах в средневековом Париже: «Оскорбление ближнего, задевающее его репутацию, причиняет серьезный моральный ущерб, и потерпевшие требуют его возмещения. В документах, сообщающих об оскорблениях, показано, что зачастую от слов переходят к драке, в которую порой втягиваются все родственники и соседи. Так, одно дело 1338 года завершилось штрафом, наложенным на двух мужчин, которые избили третьего, пытались похитить его жену, в пылу драки разбросали хлеб, выставленный в лавке соседа-булочника, и обозвали булочницу “чертовой шлюхой и сводней”. Оскорбленная женщина добилась публичного восстановления своей чести, поруганной площадной бранью. Обиженные могли восстановить свою репутацию и другим образом: собрав соответствующие свидетельства и заверив их у нотариуса. Так, одна супружеская пара, пострадавшая от клеветы, воспользовалась такой процедурой в 1486 году, и это был, вероятно, не единичный случай».

Иск о клевете как возврат оскорбления

Мужчин в Средние века оскорбляли множеством разных способов, и они касаются разных сторон человеческой жизни. Можно было поставить под сомнение интеллект мужчины и тем самым усомниться в его мужественности, обидеть его как профессионала, усомниться в его способности зарабатывать деньги и содержать семью, назвать его лжецом и вором, слабаком и грязнулей, пройтись по его происхождению и воспитанию, задеть его гордость.

Обвинение и пытка убийцы священника. Миниатюра. 1340–1350

В отношении женщин все эти обвинения были бы совершенно несерьезны. Женщина и так была «сосудом греха», считалась слабой и глупой, нуждающейся в заботе и присмотре, легкомысленной и болтливой. Она была подчинена мужчине, поэтому даже вместо гордости за женщиной признавалось только тщеславие.

Так что серьезно оскорбить женщину можно было только одним способом – усомниться в ее добродетели. Поэтому неудивительно, что среди подававших в суд за клевету и опорочивание доброго имени было очень много замужних женщин. Они находились в очень уязвимом положении. И потому что зависели от мужа и могли пострадать, если он поверит обвинению. И потому что их честь в Средние века была неразрывно связана с честью мужа, и часто, чтобы опорочить мужа, его недруги метили в жену. Попросту говоря, подраться с мужчиной у многих пороху не хватало, а вот назвать женщину шлюхой казалось гораздо проще и безопаснее.

Какое-то время так, видимо, и было, даже еще в середине XV века среди исков о защите доброго имени женских очень мало. Но их количество неуклонно росло! Сначала женщины в основном отрицали обвинения в свой адрес и приводили доказательства своей добропорядочности, а со временем стали выступать сразу с исками о защите своего доброго имени, не дожидаясь, когда сплетня распространится и их вызовут к священнику. После 1520 года иски за распространение порочащих сведений стали самым многочисленным видом судебных дел в кентерберийской консистории. А в середине XVI века женщины уже настолько активно отстаивали свою честь в суде, что само количество обвинений их в сексуальной распущенности сильно уменьшилось.

Причем к делу они относились очень серьезно: так, в 1537 году некая Агнес Боньяр, отрицая обвинение в том, что прелюбодействовала с Джоном Эгледеном, привела больше двенадцати поручившихся за ее порядочность, хотя от нее требовали только четырех. А выиграв дело, вместе со своим мужем сразу же подала иск о клевете против Эгледена и его жены.

Обвинение прелюбодея и убийцы священника. Миниатюра. 1380–1395

«Эти суды и дела, содержащиеся в них, – пишет Л. Р. Поос[92], – были частичным фильтром социальной реальности… Обвинения… со стороны A против В иногда сопровождались обвинениями против В в том самом проступке, который лег в основу клеветнических слов A. В суде консистории 1496 года, проводимом настоятелем и монастырем Дарема, Кристина Фресселл выступила в качестве истца в иске о диффамации против Николаса Ламбарта и его жены Джоан: “[Кристина] добивается их наказания, потому что упомянутая Джоан Ламбарт сказала и публично заявила, что видела, как ее [то есть Джоан] муж плотски совокупляется с упомянутой Кристиной, что приводит к серьезному скандалу для ее души и к потере ее доброй славы”. На следующем заседании суда три недели спустя терминология дела изменилась на гораздо более прямое обвинение в блуде: “Кристина Фресселл, истица… уличена в преступлении блуда с Николасом Ламбартом, и у нее есть этот день и время, чтобы очистить себя”, что она затем и сделала. Несмотря на довольно разные формальные юридические аспекты двух судебных исков, представляется очевидным, что жалоба, первоначально отклоненная как клеветническая, приобрела в период между судебными заседаниями… такой вес, что скорее навлекла подозрение на истца, чем на ответчика».

«Проститутка» и «шлюха»