Не лучше обстоят дела и в Великобритании. Опираясь на статистические данные 2009 года, Э. Грабб и Э. Тернер отмечают, что «примерно 4,2 % женщин старше 16 лет в Великобритании были изнасилованы по крайней мере однажды и что 19,5 % всех женщин того же возраста в той или иной степени страдали от сексуальной виктимизации»[318]
. При этом специалисты признают, что эти цифры, по-видимому, сильно занижены, поскольку лишь немногие из потерпевших заявляют о случившемся[319]. В каждом источнике подчеркивается частотность преступлений на сексуальной почве по сравнению с их эпизодической оглаской. Эта проблема культурно обусловлена, и обсуждение одежды, которую носили потерпевшие, ее лишь усугубляет, поскольку привлекает внимание к поведению жертвы, а не преступника. Не углубляясь в эту сложную и большую тему, замечу, что она демонстрирует устойчивость стереотипов, стимулированных гендерным неравенством и предпочтением, которое отдается режиму мужского доминирования (осуществления власти/контроля над другими людьми), а не женской агентности (возможности выбирать, какую одежду носить).С учетом приведенных выше статистических данных и в ситуации, когда сексуальное насилие привлекает пристальное внимание и политических активисток, и журналистов (вспомним Марш женщин на Вашингтон в январе 2017 года или кампанию 2017 года #MeToo#, развернувшуюся после разоблачения голливудского медиамагната Харви Вайнштейна, оказавшегося серийным сексуальным абьюзером), я собираюсь в этой главе поговорить о том, как одежда превращается в индикатор сексуальной доступности, квалифицируется как вызывающая или нескромная и служит важным семиотическим или вестиментарным маркером в повседневной жизни и в судебной практике США и Великобритании. Поскольку понятие преступного деяния занимает ключевое место в моей работе, представления об одежде и использование ее в качестве вещественного доказательства в юридических процедурах, от регистрации преступления до судебных заседаний, будут рассматриваться в связи с общим анализом ее семантики.
В свете интересующей меня темы важное значение имеет интерпретация одежды в качестве доказательства вины или невиновности женщин, рассматриваемых, соответственно, как сексуальные хищницы или жертвы. Провокация сексуального насилия считается ужасной, такого не ищут намеренно. И между тем выбор наряда обычно совершается осознанно. Мы все искушенные семиотики и очень хорошо знакомы с модными кодами, которые позволяют нам проецировать вовне ту или иную идентичность[320]
, одеваться ради успеха, выбирать наряды, которые акцентируют нашу физическую привлекательность, помогают нам чувствовать себя лучше и, наконец, вписываться в окружение или выделяться из толпы. Ни на каком из перечисленных этапов выбор наряда не предполагает, что мы напрашиваемся на насилие или провоцируем преступление, направленное против нас. Тем не менее именно эти нарративы доминируют в описаниях сексуального насилия в СМИ, в повседневных разговорах и в зале суда. Чтобы понять, как и почему такие идеи сохраняют жизнеспособность, я постараюсь проанализировать случаи использования одежды в юридических процедурах как «заместителя» жертвы сексуального преступления и показать, как «разоблачение» жертвы превращает ее в репрезентацию той или иной моральной установки. Одежда в этих случаях воспринимается как личина, субститут реального живого тела и становится материальным свидетелем и вещественным доказательством. Я собираюсь рассматривать ее не только в категориях «воплощения» и «развоплощения», но и как репрезентацию «ключей», в терминологии У. Эко, которые позволяют неверно интерпретировать костюм, его смысл или предназначение[321].Последняя задача моей работы — попытаться понять, почему женщины выбирают наряды, которые другие люди могут счесть провоцирующими, и как это связано с представлениями о моде и привлекательности. Опираясь на социологические исследования вызывающей одежды и ее восприятия мужчинами и женщинами, я постараюсь проследить связь между модой и сексуальностью в постфеминистском неолиберальном контексте, где объективированное женское тело соответствует распространенным в популярной культуре идеалам красоты и встраивается в концепции, пропагандирующие расширение прав и возможностей женщин.
Вещественные доказательства: одежда в суде
Изнасилованием считается принудительный или подневольный половой акт с проникновением (оральным, анальным, вагинальным). Чаще всего акцент делается на прямом «насилии» (то есть на применении оружия или на травмах, полученных жертвой), которое «может служить косвенным доказательством несогласия»[322]
.