Криминальный гипноз

Начиная разговор о песнях русских цыган, мы, в известной мере, противопоставляли их музыкальному фольклору другой цыганской этногруппы — кэлдэраров. Действительно, мелодии песен и баллад кэлдэраров несравненно бедней. В них не найти причудливой узорчатости мелодического рисунка, они просты, несколько монотонны и ритмически на редкость однообразны. Достаточно сказать (и читатель в этом легко убедится сам), что подавляющее большинство народных песен и баллад кэлдэраров поется в ритме молдавской дойны, что в поэтической метрике соответствует четырехстопному хорею. Ничего общего с «безразмерным» стихом песен русских цыган поэзия кэлдэраров не имеет. Но ощущение однообразия и унылости мгновенно улетучивается, едва начинаешь вникать в суть и образную ткань кэлдэрарской поэзии. И если про русских цыган справедливо сказать — народ музыкантов, то про кэлдэрар — народ поэтов.

Подлинными жемчужинами в своде кэлдэрарской поэзии являются баллады. Здесь можно встретить и героические легенды, и сказки, облеченные в поэтическую форму, и исторические предания. Героями баллад порой выступают некогда популярные в народе люди. Так, широко распространен у кэлдэраров сюжет о некоем бароне Душано или сюжет о Корбе — ловком воре, или о Мануйлекаменщике. О кэлдэрарской балладе трудно говорить как-то обобщенно, поскольку здесь каждое произведение по-своему уникально. Чего стоят хотя бы «разбойничьи» баллады, «гайдуцкие» песни кэлдэраров.

Нам не раз приходилось сталкиваться с интересным и важным фактом: некоторые кэлдэрарские баллады создавались на основе подлинных событий, в них сохранены имена живших некогда людей. Возьмем хотя бы «Песню о ребре». Барон Ристо Петрович из под Твери уверял нас, что в ней речь идет о подлинном событии и что герой песни Гэрица был родным братом уже упомянутого нами Гого ла Каляко — основателя рода «сапорони».

В последнее время песенный фольклор кэлдэраров претерпевает серьезные стилистические изменения. Песенный жанр постепенно вытесняет из повседневного обихода баллады. На место сквозного повествования приходят циклические формы с частыми повторами отдельных строк, которые словно перетекают из куплета в куплет. Фиксируется мелодия баллад, исчезает ее импровизационность. Безусловно, мелодические качества произведений при этом возрастают, но, к сожалению, пропадает сюжетное наполнение баллад, сохраняется лишь стержень. Коротко характеризуя этот процесс, в качестве его главной причины укажем на изменения условий бытования цыганского фольклора. В этой книге представлены как бы две стилистические традиции. Одна из них связана со старыми временами, когда большое место в жизни кэлдэраров занимало кочевье, когда еще не ощущался разрыв кэлдэрарской и восточнороманской культур. Вторая традиция связана с нашими днями.

А теперь несколько слов о знаменитом искусстве цыган гадать и гипнотизировать. В книге знаменитого гипнолога, профессора А. М. Свядоща «Неврозы и лечения» приведен классический пример цыганского гипноза, о котором рассказала одна женщина: «…Мне 47 лет. Я несуеверна. 30.09.75 г., находясь в командировке в Москве, я вышла в парк, села на уединенную скамейку и занялась чтением своей рукописи. Ко мне подошла цыганка, на ее голос я подняла голову; поодаль стояли еще несколько цыганок.

Цыганка начала говорить, а я почему-то послушно выполняла ее указания. «Я не цыганка, а сербиянка, — повторила она два раза, — я родилась с рыбьим зубом (вновь повторила два раза). Достань монету, заверни ее в бумажные деньги. Повторяй за мной: "Деньги, мои деньги". Зажми деньги в руке!». Далее у меня последовал провал в памяти. Денег у меня она не отнимала, но показала мне свою руку, в которой денег не оказалось; в моей руке, разумеется, денег тоже не стало… Тогда я встала, а она мне сказала: "Денег не жалей, они вернутся!" Я отлично понимала, что этого не будет; меня окружили цыганки и другая цыганка стала просить у меня денег, я сказала: "У меня только мелкие монеты, я не могу их дать, а то мне не доехать до дома". Тогда третья цыганка попросила у меня конфету для ребенка, и я дала ей (у меня в сумке был виден кулек с конфетами). Я встала со скамейки и направилась к более людному месту, и одна из цыганок пошла за мной. Она мне сказала: "Сними кольцо, чтобы ты хорошо жила". В ответ я сказала: "Я не верю". — "Сними кольцо, — повторила она, — а то не доедешь до дому, ты вся почернеешь!" Я ответила, что не боюсь, но сняла кольцо, но не золотое (обручальное), а серебряный перстень, бывший на левой руке. "Нет, другое кольцо, а то жизнь будет белая". Я надела кольцо снова. "Сними другое кольцо, чтобы я хорошо гадала". Я сказала: "Девушки, вы неплохо заработали, но денег мне не жаль, а кольцо обручальное", — однако сняла и его, но держала руку в кармане и сказала: "Ну, я сняла, сняла!" Тут мы вышли на солнечное и людное место, и я прогнала ее. Видимо, на моем лице был страх, потому что она говорила: "Ты меня не бойся!"