Пока я рассуждал, строил умозаключения, Коробов и Карапетян составляли фоторобот «журналистки Марины». Как это делается, известно по фильмам. Сидит за компьютером специалист с художественным образованием, лишенный нервов, и спрашивает про брови, глаза, про форму носа, про прическу, показывая человеку, видевшему преступника, разные лицевые элементы, забитые в специальной программе. Конечно, эта работа не на три минуты, и по двум-трем приметам нарисовать приемлемый портрет преступника, конечно, невозможно. Ибо настоящий фоторобот – это никак не стопроцентное сходство с оригиналом, а лишь типаж. И художественное образование габитоскописта как раз позволяет наиболее полно приблизиться к типажу преступника, путем наложения светотени, довоображения характерных черт. Так что на составление приемлемого фоторобота уходит час-полтора минимально.
Так оно и случилось.
Коробов и Карапетян вернулись часа через полтора с распечатанным фотороботом. Когда мне дали взглянуть на него, я понял, что по картинке нам реальную женщину никогда не найти. Глаза спрятаны за стеклами очков, овал лица скрыт длинными волосами, лоб закрыт челкой…
– Этот портрет хотя бы процентов на пятьдесят походит на «журналистку Марину»? – поинтересовался я.
– Карапетян сказал, что очень походит, – как-то слишком оптимистично ответил мне Володя. – Говорит: «вылытый Маринэ»…
Ехали мы довольно долго – пробки. Ох, уж эти пробки… Бич больших городов. Невозможно что-либо планировать: все равно опоздаешь или пропустишь. «Москва сегодня – город одного дела», – как сказал «Дежурный по стране» Михаил Жванецкий. И верно. Два-три дела за день сделать получается очень редко…
Наконец добрались до нужной улицы и нужного дома.
– Вот этат дом, – указал нам рукой вышедший из своей «Тойоты» Карапетян. – А вон тот падъезд, – он повернулся в сторону первого по счету подъезда, у которого стояли две старушки.
– Вы свободны, – сказал хирургу Коробов. – Можете ехать домой.
– Какой дамой! – почти возмутился Карапетян. – У миня столка дел асталось низаконченных из-за вас…
– Из-за нас? – поднял брови Володя. – Так это мы с Русаковым, выходит, провели возможного убийцу в больничный корпус, проводили до реанимационного отделения, где немногим позже было совершено убийство? – Володя серьезно и внимательно посмотрел на Карапетяна, видно ожидая дискуссии, и, не дождавшись таковой, солидно продолжил: – А может, это мы пытались поначалу говорить неправду, что могло ввести следствие в заблуждение и затруднить поиск преступника?
– Но я же ни знал, что ана убийца! – едва не простонал после услышанных слов Карапетян.
– Ладно, езжайте по своим делам, – разрешил ему Володя.
– Можно, да? – с надеждой в голосе уточнил хирург.
– Можно, – ответил Коробов.
– Спасибо, – Карапетян, кажется, не верил своим ушам.
– До свидания, – вместо «пожалуйста» сказал Коробов.
– До свидания, – ответил Карапетян и сел в свою машину. А потом вдруг вышел и подошел к нам: – Я вспомнил. Может, эта важно, – он посмотрел сначала на Коробова, а затем на меня: – Ана, кагда с вами разгаваривает, за рукав вас трогает. Привычка, навернаэ…
Что-то невидимое кольнуло меня туда, где находится сердце.
– Простите, как вы сказали? – переспросил я.
– Ана, кагда гаварит с вами, за руку трогает, – произнес Карапетян.
– Ну, привычка такая, наверное, – сказал Коробов, искоса глянув на меня. – Или она так специально делает. Касается руки… Мол, я тебе доверяю, и никаких черных мыслей относительно тебя не имею. Прием такой есть, – добавил Володя. – В технике завоевания доверия у людей и последующей манипуляции ими.
– Да, да, – встрепенулся хирург, – ана явна мною манипулиравала, верно гаварите…
– Вы, это, езжайте себе, – посмотрел на Карапетяна Володя. – У вас же уйма незаконченных дел…
– Да, верно, уйма дел, – согласился Карапетян. А потом сел в свою машину и уехал.
– А что это ты так заинтересовался привычкой «журналистки Марины» трогать собеседника за руку? – снова посмотрел на меня искоса мой проницательный университетский товарищ.
– Ничего. Просто так…
– Просто так? – спросил Володя. И опять покосился в мою сторону, уже недоверчиво.
– Ага, – ответил я.
– Знаешь, – произнес он многозначительно. – Просто так и чирей не вскочит…
– Так то чирей, – как смог, парировал я.
Почему меня зацепила привычка «журналистки Марины» касаться руки собеседника при разговоре, я пока определить не мог. Думать об этом некогда. Потом, когда будет время, подумаю. А сейчас надо было узнать, проживает брюнетка «Марина» в этой высотке, или нет. Если проживает, то, возможно, она к смерти Петрухи Самохина и убийству Санина не имеет никакого отношения. Я сам иногда пользуюсь всяческими ухищрениями, чтобы проникнуть туда, куда мне нужно, и чтобы, по возможности, никто не знал, кто я такой. Настоящий репортер – это тот, который будет всегда в нужном месте в нужное время и влезет в окно, если его прогонят в дверь. А иначе – не видать зрителю интересного материала, а телеканалу – высокого рейтинга…