Так что я попыталась слепо идти по стопам своего учителя. Но у меня не получалось полностью наплевать. Если он был дьяволом, то я всего лишь маленьким бесёнком.
— Здравствуйте, что будете? — подбежала весёлая и потная официантка. Александр Ильич заказал себе карамельный латте, и девушка посмотрела на меня. — А ваша девушка что будет? Может, шампанского под праздник?
Александр Ильич кратко помотал головой, кинув властное: «Нет». Я даже не обратила внимание на то, что он не пытался её разубедить, что я не его девушка; я тут же вскинула голову и злобно воззрилась на него.
А в голове стучало: «маленькая, маленькая, маленькая». Я, чёрт возьми, не маленькая.
— Почему вы решаете за меня? Девушка, принесите мне, пожалуйста, шампанского! — мой голос звучал настолько возмущённо, что перекрыл громкую музыку.
Он хмыкнул, уголок его рта поднялся.
— Девушка, ничего ей не несите. Ей нет восемнадцати. А я согласие не даю.
— Да как вы можете… — я аж открыла рот. Его смеющиеся глаза ожидали от меня чего-то. Официантка растерянно переводила взгляд с него на меня. И я требовательно вскрикнула: — Девушка!
— Извините, если вам нет восемнадцати, я ничего не могу поделать…
— А вы знаете, кто мой дед? Вы хотите, чтобы он узнал, как вы относитесь к клиентам и пожаловался куда надо? — совсем вспылила я, прекрасно понимая, какую чушь несу и как это глупо; но я в очередной раз начинала слепо бросаться словами, как дротиками, перед тем, как подумаю, что скажу. У меня горели щёки — особенно когда я поняла, что я сказала, но я всё равно упрямо выдвинула вперёд подбородок. Всему миру показывая свой отвратительный характер.
Но его это не остановило. Он смотрел на меня с таким удовлетворением ленивого кота, будто ждал этого — его любимой развязки. И она его не разочаровала. И я в очередной раз чувствовала себя почему-то обведённой вокруг пальца.
И со странным фейерверком внутри, со странным удивлением. Это останавливало всех. А ему это как будто нравилось. Я видела это в том, как подрагивали уголки его губ в улыбке, удивительно живой для него. Я всё ещё боялась смотреть на него, когда он сидел напротив, так что просто отводила взгляд каждую секунду. Но эта улыбка запускала рваные ритмы моего сердца, так что я готова была вестись на его игру. Нам обоим это нравилось: я чувствовала это кожей.
Официантка ушла, пожимая плечами, а Александр Ильич фыркнул:
— Ты уже пьяна. Куда тебе ещё? Хочешь, чтобы я нажаловался твоим родителям?
Он знал, что сказать, чтобы точно меня выбесить. Как и всегда.
Он играл со мной, как с кошкой, давая ей мышку на ниточке, а я каждый раз велась. Глаза его блестели странным азартным блеском.
— Я не пьяная! — воскликнула я, но да. Я была именно что пьяная — не в стельку, но это развязывало мне руки, развязывало язык (будто ему для этого нужен был алкоголь). Но меня бесило, что он относится ко мне… как? По справедливости? Да, маленькую Юлю это вымораживало. Так что она вскочила с места, чтобы доказать, что она взрослая. — Я танцевать, а вы пейте свой дурацкий разбавленный кофе!
Да, именно так она решила доказать свою взрослость и дееспособность. Мне хотелось показать ему средний палец, потому что я знала, что он смотрит мне в спину, но каким-то чудом сдержалась.
Я вышла на середину танцпола, к этим тётенькам, и… растерянно остановилась. Просто танцевать? Нет, это очень… очень. Они были такие раскованные и пугали меня своим громким смехом, и я, испуганное летнее дитя, неосознанно посмотрела на него, чтобы натолкнуться на взгляд, полный издевательской насмешки: «Ну что, наигралась во взрослую?» И отвернуться, скрывая загоревшиеся щёки. Ну нет, я такого удовольствия ему не доставлю. Танцевать так танцевать.
Так что я начала ломано дёргаться, чувствуя себя до ужаса неуютно, но потом одна из женщин затянула меня в круг, и мы начали отрываться под Дискотеку Аварию. На какое-то время я действительно забыла, что мне надо быть привлекательной в его глазах — и дёргала головой, делала разные дурацкие движения, просто потому что мне так хотелось и было весело, а потом нечаянно натолкнулась на его взгляд. И моё сердце сразу задрожало.
Да, он смотрел. Так, будто еле сдерживал смех — ну да, ему же надо быть взрослым, серьёзным. Но я видела, как ему было смешно за этой серьёзной каменной маской, и я сама невольно смеялась. И он, видя мой смех, тоже начинал улыбаться — еле-еле, специально сдерживаясь, но он уже прокалывался. Я видела, как расслабленно он сидел, как с его лица ушла вся эта хмурость.
И я поняла две вещи.
Первая: ему нравились мои причуды. Мои взрывы, мои чудачества, мой отвратительный характер.
А вторая: ему нравилась я. Это чувствуешь, это ни с чем не спутаешь.
Так что я отправила ему улыбку и пошла пить с женщинами вино — они предложили мне бахнуть за Новый год бокальчик. Я выпила один, потом второй, потом крикнула какое-то поздравление (что-то вроде: «Чтоб хуй стоял и деньги были»), и мы все взорвались смехом, и Александр Ильич почёсывал затылок, поднимая брови, пытаясь делать вид, что его это озадачивает, но.