Криптонит (СИ)

Но глаза его всё ещё блестели, когда он переводил их на меня — не чтобы следить, как за ребёнком, а чтобы смотреть на то, что ему нравится. Что его притягивает. А у меня будто появились за спиной крылья.

Я выбежала на улицу, сама не зная чего хотя, но точно что-то провернуть. Моё шило в заднице не давало мне покоя.

И да: он тут же вышел за мной, оглядываясь на парковке.

А я сидела на его мотоцикле, с искринками в глазах глядя на него. Видя в его глазах те же искринки. Мне хотелось его подразнить, проверить, зайти дальше, чем можно, и он позволял. Он подхватил, медленно подходя ко мне, как хищник. Воздух вокруг нас кипел, пузырился азартом и электричеством.

— Ты всегда такая борзая, когда пьянеешь? — спросил он, приподнимая брови, и губы его были всё так же слегка изогнуты. Когда он был так близко, мне всегда казалось, что он моложе, чем на самом деле. Что он мой ровесник — с прищуренным взглядом снизу вверх из-под длинных ресниц, с этой мальчишеской усмешкой, с этой живостью. Я дышала ею.

— Я и когда трезвая борзая. — Он начал стягивать с себя куртку, потому что я была без, но я улыбнулась, и почему-то он остановился, глядя на меня. — Мне не холодно.

Но всё же набросил её на меня, избегая меня касаться и отводя взгляд.

Это должно было случиться неизбежно. Когда мы замерли друг напротив друга, ничего не говоря, когда у меня снова начало взрываться что-то внутри — то самое солнце. Когда сердечная мышца заныла — то ли от страха, то ли от предвкушения. Когда я была пьяная (но всё вокруг меня смазывалось не по этой причине), а он смотрел на меня так, будто ему со мной хорошо. Будто он не хотел отводить взгляд.

Когда мне стало страшно, потому что я никогда этого не делала, и от ощущения, что он может уйти. Когда во мне снова проснулось упрямство преодолеть эту дрожь. Ведь я взрослая.

И когда я поняла, что сам он никогда этого не сделает, а мне надо доказать. Я потянулась к нему, дрожа будто в лихорадке. Едва ли понимая, что происходит, чувствуя от этой дрожи будто наполовину.

И когда в самый последний момент он кладёт руки мне на ключицы, и я вдруг оказываюсь в моменте, глядя испуганными глазами в его — слишком серьёзные. Смотрящие слишком пристально.

— Тебя два часа назад чуть не изнасиловали. А я взрослый мужик, которого ты должна бояться.

Эта строгость в его голосе звучала бы убедительно, если бы не эта растерянность в его глазах, которая не могла принадлежать мужчине, который решил заботиться о своей ученице. Как и всегда, он лишь делал вид. Это была очередная формальность, которая уже даже не звучала серьёзно, которая больше не могла меня обмануть.

А вот растерянность и беспомощность от того, что он действительно не понимал, как будет правильно, как будет лучше для меня, для всего этого, — вполне реальна. Сбой в матрице вполне реален. Мы стояли ровно на середине чего-то и метались прямо перед гранью.

Не такой уж и взрослый. А вот мне определённо хотелось захныкать. И попытаться обмануть его. Уломать.

Мне не пришлось бы сильно стараться.

— Мне с вами хорошо. Ну пожалуйста, — прошептала я, умоляюще глядя на него, проверяя, сработает ли. Не осознавая, что делаю. И как же во мне всё взорвалось, когда оно сработало. Когда я увидела, как его глаза смягчились, как он задержал дыхание, спускаясь взглядом к моим губам. Это было будто мне на Новый год подарили вместо носков БМВ — у меня закружилась голова от вседозволенности. Потому что он не мог мне отказать.

Но он не сделал ничего сам. Не спускался ко мне, не двигался, будто говоря: всё это — только твой выбор, тебе решать, что делать, тебе жить с последствиями, если ты ошибёшься. Они на твоей совести. В чём-то он был каменно неумолим, но. Но я увидела другую сторону, и у меня полностью сорвало крышу.

Я всё ещё не знала, насколько мне понравится, всё ещё дрожь застилала все мои эмоции и разумные мысли — осталось только моё прерывистое дыхание. Я приподнялась, обхватывая его шею и прикасаясь к затылку, сама не веря, что делаю это. Что он позволяет, внимательно наблюдая за мной, как за животным, который может напасть в любой момент, поэтому нельзя пропустить ни единое его движение.

Будто он боялся того, что меня нельзя контролировать.

Я прикоснулась губами к его губам, прислушиваясь к ощущениям. Не зная, что делать дальше. Моё сердце стучало так сильно, что я не слышала, как он вздохнул, раскрывая мои губы и осторожно отвечая. Точно так же притираясь ко мне. Всё ещё не сдаваясь, давая мне свободу действий, не принимая меня полностью в своё пространство.

И я сделала дёрганое движение языком, прикоснувшись к его. Мне хотелось чувствовать его больше, хотелось дальше, так что я поняла, что мне понравилось. Мне нравилось ощущение мягкости его волос под своими пальцами, нравилось проводить ногтями по его шее, заставляя его чувствовать тоже. Заставляя издать рваный выдох в рот и положить руки на мою талию — еле-еле, не сильно, до боли, как мне хотелось.