Криптонит (СИ)

Мне казалось неприличным смеяться — поэтому я просто презрительно дёрнула губой.

Скоро должен был прозвенеть звонок, так что мы с Верой уже начали собираться. Но как только я поднялась с места, схватившись за тарелку, чтобы отнести её, как моё плечо пригвоздили к месту. Сначала сердце подскочило, но потом я увидела довольную рожу Дементьева, который что-то кричал своим таким же дегроидным друзьям с другого стола, и вместо испуга моё лицо отразило злость.

Я не могла простить ему ту выходку. И не могла простить себе, что испугалась настолько, что ему пришлось спасать меня.

И он не имел права прикасаться ко мне, но постоянно делал это и ржал с моей реакции. А я была не той, на кого такие игрища могли подействовать.

— Дементьев, я повторять два раза не буду, — голос буквально звенел от напряжения, а костяшки пальцев, вцепившиеся в тарелку, побелели. — Ещё раз твои руки окажутся рядом с моим телом, я…

— Чё ты сделаешь? — его наглая ухмылка заставляла мою кровь кипеть. — Я жду с нетерпением, бля, — он похлопал рукой по ширинке, заливаясь смехом. Я проследила это движение холодным взглядом, внутренне же скривилась. И вся сжалась. — Пойдёшь всё-таки со мной на хату? Ванёк тоже приглашает.

— Я уже сказала, нет, — от коллективного смеха их компании меня замутило. Я не хотела даже рядом стоять с такими людьми.

— Да забей, чё ты, будет прикольно…

Если бы я разок ударила его, а не играла в бэд бич, при этом боясь его как огня, ничего из того, что было дальше, не случилось бы. И не пришлось бы упоминать его. Не пришлось бы вообще это всё рассказывать и вспоминать.

Но Дементьев, его глаза, горящие неподдельным интересом, его загребущие руки — важный двигатель этой истории.

— Знаешь, что? — вспылила я, поджимая губы. — Если ты не понимаешь простого слова «нет», я повторю на доступном тебе языке, — неприятная усмешка коснулась моих губ. — Во-первых, от тебя пахнет дезодорантом из «Фикспрайса», во-вторых, на тебе одежда из «Садовода», которая выглядит так, будто ты её выблевал, а потом надел на себя, но самое главное, Петя, — на моменте, где он прищуривается от гнева, я чувствую одновременно и скачок радости, потому что это слышат его дружки и тут же начинают ржать, и страх, — самое главное, что тебе место в пятом классе по уровню айкью. С собаками говорить интереснее. И ты думаешь, что мне интересно провести с тобой время? Если я ещё раз услышу твоё «чё», я повешусь, серьёзно.

— Блять, ты охуела? — он разозлился, но при этом как будто засмущался — постоянно кидал косые взгляды на своих смеющихся друзей.

— Что, мы уже не такие альфачи, да? — огрызнулась я, пытаясь вырвать руку, но он больно пригвоздил запястье к столу. Я снова чувствовала это. Страх. Вера и Насвай, замявшись, просто смотрели на это, не вмешиваясь. И я бы не вынесла, если бы они вмешались.

Страх и злость — лучшее топливо.

— Да я, блять, твою мать в десять лет ебал, — он приблизился, надеясь, меня запугать. И меня действительно пугал его агрессивный тон. Но я, сцепив зубы, заставляла себя смотреть в его лицо.

Меня бесило, что я боялась его — такого одноклеточного по сравнению со мной. И преодолевала себя.

— Что, прямо в её могиле? — спросила я, наблюдая за тем, как его лицо сменяют все цвета радуги по очереди.

Только тогда он меня отпустил, и я, покрасневшая, присоединилась к Вере. Почему-то с нами шла Насвай, но я была слишком нашпигована адреналином, чтобы прогнать её. Пусть идёт.

— И чего пристал… — бормотала Вера.

— Обиделся в тот раз, решил поохотиться, не знаю, что ему надо, — нервно, слишком громко хохотнула я. Мы шли по пустому коридору, и я даже отбежала на несколько шагов — настолько мне некуда было девать этот адреналин.

— Ну ты даёшь, подруга, — восхищённо присвистнула Насвай. — Ты такая злая.

— Спасибо, — фыркнула я, смутившись.

— Пойдём на физику? Я там уже не была лет пять, но в принципе, плевать, — дёрнула плечом Вера.

— Нет, — пробурчала я, тут же замкнувшись.

— А я вообще нигде не была. Надо пописать, что ли…

*

— У него ужасные татуировки. Разве в учителя пускают с такими? По-моему, какой-то бред, — бурчала я, водя пальцами по пластиковой поверхностности туалетного подоконника. — Он их даже не закрывает. Вот посмотрим, как он зимой в своих футболках ходить будет и мускулами светить.

— Мы можем о чём-то другом уже поговорить? — раздался замученный голос из туалетной кабинки. Вопросительный взгляд Веры был согласен с негодованием Насвай. Я вспыхнула.

— Тебя вообще никто не звал сюда, так что слушай, что есть, и не возникай!

— Как грубо, — заметила Вера. Мне было полностью плевать. Я чувствовала, как расстраиваются мои нервы, будто кто-то дёргает за струны, и они с каждым разом становятся всё фальшивее, пока полностью не порвутся. Фоново я постоянно жила с подступающей истерикой, становящейся всё ближе и ближе, как снежный ком. На всех фотках с тех времён у меня бешеные глаза.

— Скоро приедет бабушка, — вздохнула я.

— И почему это плохо?..