Криптонит (СИ)

— Потому что она мама Иры. И как раз в это время приедет дед. Ира пыталась устроить всё так, чтобы они приехали в разное время, уговорить там, но куда ей, никто не хочет уступать, — хмыкнула я. — Начнётся битва титанов, и мне уже страшно.

— А моя бабушка называет меня именем племянницы, хоть имя меняй, — прыснула Насвай, выходя из кабинки и застёгивая штаны по пути. Я закрыла глаза рукой, хотя хотела пробить себе ею лоб.

— А как тебя зовут, кстати? — нахмурилась Вера. Мы действительно уже не помнили её имя. Учителя звали её по фамилии — Гречкина.

— Меня зовут…

— Короче, Вер, поехали со мной и дедом на конференцию в Сибирь? Это в декабре будет, — вдруг шибануло меня идеей, и я перевела искристый взгляд на Веру. — Будет классно. Только… — я снова нахмурилась. Достала красную помаду и начала красить губы, глядя на своё отражение в зеркале. — Только я хотела сказать ему, что я уже побывала на конфе по физике. А этот козлина мне всё… сломал.

Меня снова захлестнуло негодование. И, поддаваясь какому-то порыву, я вдруг написала помадой на зеркале: «Савельев А.И. — мудак без яиц, отсоси у Обамы».

— Ну прям девочка-пиздец, — покачала головой Насвай.

Я перевела весёлый взгляд на Веру и хихикнула.

Как хорошо нам тогда было.

*

Наступил следующий урок — литература. Насвай куда-то сбежала — к своим накуренным друзьям, и мне, честно признаться, даже грустно без неё стало. Но после того, как узналось, что химии не будет, а вместо неё физика, стало не до Насвая вообще.

У меня было чувство, что Вселенная схлопнулась вокруг меня, как капкан. И вокруг одна физика.

Мне нельзя было пропускать так много, поэтому я заставила себя пойти, но чувствовала себя ягнёнком, который идёт на заклание.

Он прошёл мимо нас, стоящих возле закрытого кабинета, слегка задев меня взглядом. Выцепив сразу. А может, я фантазировала (крыша у меня знатно поехала), но в любом случае — он тут же отвёл взгляд и сосредоточился на том, чтобы открыть дверь.

Он был в обычных чёрных джинсах и чёрной футболке. Держал в руках журнал и стопку тетрадей и при этом ловко открывал замок. На руках выделялись мышцы — он точно занимался спортом.

— У меня что-то живот заболел, — прошептала я Вере, беспомощно вцепившись пальцами в воротник рубашки, точно пыталась дать себе больше воздуха, тщетно освободить сжатое спазмом горло.

— Снова здравствуйте, — не глядя на нас, вставших по струнке, бросил он тихим безразличным голосом — но в тишине он слышался очень отчётливо. А я не глядела на него, только в пол. — Продолжаем то, что начали на прошлом уроке. Но прежде мне нужно решить один вопрос, — у меня сжалось сердце, а потом упало к ногам. — Юдина, подойдите.

Ноги меня не слушались. Как же жалко я выглядела — наверняка очень жалко. Я нервно поправляла распущенные волосы, но когда удостоилась его взгляда, тут же опустила пальцы, будто ошпарившись. Я помню этот взгляд — он… бесцветный. Абсолютно равнодушный. Но при этом ты чувствуешь тупость всего, что делал в тот момент. Тупость твоего существования вообще.

Я подошла к его столу. Он без интереса окинул меня взглядом.

— В этот раз рубашка от Диор застёгнута? — хмыкнул он. Подколка, которая от обычных людей ощущалась бы лишь слегка, от него была острее. Впервые он посмотрел на меня прямо — и я почувствовала эту остроту из его глаз. Будто он хотел меня уязвить. У меня запылало лицо. Я что-то пролепетала — по-моему, что рубашка от Валентино. И резко заткнулась, когда его взгляд упал на мои губы. И тут он сказал то, что пришибло меня сразу: — Почему вы считаете, что у меня нет яиц?

Приподнял бровь, даже будто с интересом ожидая моего ответа.

Наверное, я впервые матернулась в душе. Пиздец. Но скорее всего, я настолько запаниковала, что мыслить в тот момент вообще разучилась.

— Я… что… о чём вы… — как жалко звучал мой дрожащий голос.

Он показал мне фотографию, положив на стол телефон передо мной. Фотографию моей надписи помадой в туалете. Наверное, технички сфотографировали. Или какой-нибудь ученик. Чёрт его знает, откуда это взялось.

В туалете мне казалось, я могу сказать это в лицо ему — даже прокричать. Но оказавшись перед его лицом, мне хотелось только вернуться в прошлое и стереть это.

— Я… это не… — я чувствовала, что к глазам уже подступают слёзы. Дура. Сейчас он отправит тебя к директору, и… что? Уже не такая смелая? Уже не такая самоуверенная?

Я не знаю, что в тот момент он чувствовал. Наверное, ему было смешно.

Вдруг в кабинет вошла Насвай, оправдываясь какими-то своими очередными бабушками на дороге. Александр Ильич даже головы не повернул — только смотрел на меня, ожидая ответа с поражающей серьёзностью. Я не замечала, что он еле сдерживал усмешку — мне казалось, он ненавидел меня и только и ждал того, чтобы отправить к директору. А мне нельзя к директору. Это всё, что я знала.

— Так что, Юдина, скажете в своё оправдание?

Насвай, тихо пробираясь к своей последней парте, не смогла сдержать любопытства и заглянула в телефон. И не знаю, чем она руководствовалась и как она поняла, что вообще происходит — я не понимаю её даже сейчас — но она вдруг фыркнула: