Кристалл Авроры

Что она могла на это сказать? Когда выяснилось, что у двухлетнего Вадьки аутизм и он не воспринимает происходящее вне его самого и вне того маленького пространства, в котором он только и может существовать, – выяснилось также, что папа единственный человек, который умеет настраиваться на его волну и которому ребенок позволяет это делать. Если в его пространство пытался вторгнуться кто-то другой, даже родной, даже с самыми добрыми намерениями – чтобы обнять его, просто погладить по голове, – Вадька заливался слезами. От нянь не было толку, и надолго они не задерживались, Лиля плакала, когда сын заходился криком от одного лишь ее прикосновения, бабушка с дедушкой выдерживали день-два, не больше… Ваня ушел с работы и стал заниматься только сыном. Альтернативы не было. Объективно не было.

Нэла вспомнила – когда Ваня начал водить ребенка в специальную школу и она спросила, как Вадька чувствует себя на улице, брат ответил спокойным тоном:

– Улицы боится. Дольше пятнадцати минут не выдерживает. Но месяца через три сможет уже час выдерживать, думаю.

Нэла тогда вздрогнула от того, какими временными единицами он теперь оперирует: месяц-другой на освоение одного навыка, полгода-год – другого… Она постаралась скрыть свой ужас перед тем, как идет и уходит время в том мире, в котором вместе с ребенком вынужден жить ее брат, как идет и уходит его жизнь. И до сих пор вздрагивала от стыда, вспоминая, что он тогда ее ужас заметил.

– Думай обо мне что угодно, – сказал Ваня, – но больше я такого не выдержу. А всех своих детей вместе с женами в Америку отправлять, это, знаешь ли, тоже не выход.

Вероятно, последняя фраза должна была играть роль шутки, но этого не получилось. Нэле показалось, что лицо у него темнеет с каждым следующим словом.

– Но что же делать? – чуть слышно проговорила она.

– Ты меня спрашиваешь?

– Ну а кого же я…

– Она, между прочим, не спрашивала, – перебил он. – Перестала пить таблетки и поставила меня перед фактом. У вас это, видимо, считается нормальным. А у меня – нет.

– Вань, – сказала Нэла, – но Таня же молодая еще, ей хочется ребенка, пойми же.

– Понимаю. – Усмешка исказила его лицо. – Но от меня детей больше не будет. Здесь таких детей ненавидят.

– Да за что их ненавидеть? – воскликнула Нэла.

– Я представить даже не мог, сколько в людях ненависти. И не к убийце же, не к вору!.. Всю жизнь буду помнить, – с исступлением, не слыша ее, продолжал он, – Вадьке три года было, я его в песочницу научился заманивать, чтобы он там машинку свою катал. Все мамаши сразу же детей оттуда вытаскивали, будто у него чума. Одна мне так и сказала: не приводите его сюда, здесь нормальные дети, нельзя их пугать, он же у вас ментальный инвалид! А он ни на кого не смотрел даже, наоборот, надо было следить, чтобы в него песком не бросали и совочками не колотили. Нормальные дети!.. – Он вздрогнул и замолчал. Потом произнес уже спокойным тоном: – Больше я этого не допущу. И вообще, не надо было об этом, Нэл, извини, что тебя нагрузил.

Сквозь стеклянную дверь было видно, как в саду Антон, встав на одно колено, обстреливает Альку шариками из нерфа, тот хохочет и пытается укрыться за смородиновым кустом, куст старый, голые его ветки обвисли до земли, и яркие шарики, застревая в ветках, празднично их расцвечивают.

Нэла молчала. А что она могла сказать? Что не надо переносить прошлое в будущее? Пошлость в этом духе уже сказал Чернышевский. Когда она училась в школе, «Что делать?» читать уже не заставляли, но она прочитала, потому что читала все подряд, и мало того что весь этот роман запомнился ей как одна большая пошлость, так еще и застряли в памяти пошлости мелкие, из которых он состоял, и про будущее, которое следует переносить в настоящее, запомнилась тоже.

Сколько всего никчемного сфотографировано ее памятью и навсегда в ней осталось!

Глава 3

– Может, через забор перелезем? – предложил Антон, подавая Нэле пальто в прихожей левертовского дома. – Я тебя перетащу.

Она живо представила, как он, почему-то за шиворот, тащит ее через штакетник, разделяющий участки Левертовых и Гербольдов, и, сдержав смех, ответила.

– Нет уж, давай по улице обойдем.

И вот они вышли на улицу и направились к своей калитке. Пройти надо было всего метров пятьдесят, но странное ощущение охватило Нэлу. Показалось, что мир отступил от нее всеми своими событиями, но при этом затопил своими чувствами. Да, все чувства мира сделались вдруг воздухом, которым она дышала, и светом, разгоняющим тьму, и еще чем-то, что не имеет названия, но без чего физически не может жить человек.

Ей было так хорошо в этом странно преобразившемся мире, что она засмеялась.

– Что ты? – спросил Антон.

– Просто.

Тут она вспомнила разговор с братом, и ей стало стыдно за свою умиротворенность, но может, это и не умиротворенность, а самое настоящее счастье. Когда оно началось, счастье, с чего началось?

Чтобы это понять, требовалось что-то вроде анализа, но она не успела произвести его у себя в голове, потому что Антон взял ее за руку и сказал:

– Смотри, подскользнешься. Листья.