Перед разбитой тушей Кристины стояла женщина с ребенком – Вероника и Рита. Они держались за руки, лица у них были серьезные и печальные.
– Там никого нет, – сказал я. – А если и есть, пора им возвращаться… – серая молния вновь пробила меня насквозь, – …в могилу… Не убирай ногу!
Я отпустил сцепление, и Петуния покатилась вперед, набирая скорость. Женщина с ребенком не исчезли в последний момент, как бывает в кино; они будто разлетелись во все стороны разноцветными брызгами… и мамы с дочкой не стало.
Мы опять протаранили Кристину и расшвыряли детали в разные стороны. Железо рвалось и визжало.
– Еще не все, – прошептала Ли. – Еще не все, Деннис. Давай, давай!
Ее голос словно бы доносился из другого конца темного коридора. Я сдал назад, затем опять врубил первую. Мы протаранили Кристину еще раз… и еще. Сколько раз? Понятия не имею. Мы били ее снова и снова, всякий раз мою ногу пронзала молния, и перед глазами становилось все темнее.
Наконец я поднял осоловелые глаза и увидел, что воздух за дверью полон крови. Только это была не кровь, а пульсирующий красный свет, пробивающийся сквозь окошки в воротах. За воротами слышались взволнованные голоса людей. Они пытались попасть внутрь.
– Как ты? – спросила Ли.
Я посмотрел на Кристину… но это была уже не Кристина. Пол гаража ровным слоем усыпали покореженные куски металла, клочки обивки и битое стекло.
– Надеюсь, нормально. Впускай их, Ли.
Пока ее не было, я снова потерял сознание.
Помню лишь несколько отрывочных образов; картинки то обретали четкость, то снова растворялись во мраке. Из кареты «скорой помощи» вывозят каталку; на хромированных бортах – холодные блики флуоресцентных ламп. Кто-то говорит: «Режь, надо разрезать, иначе ничего не видно». Потом женский голос (наверное, голос Ли): «Только не делайте ему больно, умоляю, не делайте ему больно, если можете». Потолок кареты, а по бокам – две капельницы. Прохладная вата с антисептиком, укол иглы.
После этого все окончательно разладилось. Глубоко в душе я понимал, что не сплю – боль это доказывала, – но все происходящее казалось сном. Наверное, дело было в обезболивающих, да и в перенесенном шоке. У койки сидела и плакала моя мать; вокруг почему-то была та же палата, в которой я провел всю осень. Потом пришел папа, а с ним – отец Ли. Лица у обоих были такие осунувшиеся и мрачные, что они показались мне портретами Труляля и Траляля, какими бы их написал Франц Кафка. Папа склонялся надо мной и громовым голосом твердил одно и то же: «Как туда попал Майкл, Деннис?» Вот что они хотели знать. Как Майкл попал в гараж. «Ох, друзья, у меня в запасе столько интересных историй…»
Мистер Кэбот говорил: «Во что ты втянул мою дочь, юноша?» А я, кажется, отвечал: «Важно не то, во что я ее втянул, а то, из чего она вас вытащила». Эти слова по-прежнему кажутся мне весьма остроумными, учитывая обстоятельства.
Ненадолго приходила Элейна и махала у меня перед носом «Йодлем» или «Твинки». Потом Ли с розовым шарфиком; она хотела повязать его на меня и просила поднять руку… Но я не мог, рука была как свинцовая.
Потом пришел Арни, и уж это, разумеется, был сон.
«Спасибо, друг, – сказал он, и я с ужасом заметил, что левая линза его очков разбита. Лицо было целое, но эта линза напугала меня до чертиков. – Спасибо. Ты молодец. Все правильно сделал. Мне уже лучше. Теперь все будет хорошо».
«Да брось, Арни. Обращайся», – хотел ответить я, но он уже исчез.
21 января я начал понемногу приходить в себя. Левая нога снова была в гипсе и висела на системе блоков. Слева от кровати сидел незнакомец. Он читал книжонку в бумажном переплете – детектив Джона Д. Макдональда. Увидев, что я открыл глаза, он положил книгу на колени.
– Вы врач?
– Инспектор полиции. Меня зовут Ричард Мерсер, но можешь звать меня Рик, если хочешь. – Он протянул мне руку, и я с опаской до нее дотронулся. Пожать не смог. Голова раскалывалась, во рту все пересохло.
– Слушайте, я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, но сначала мне нужен врач. – Я сглотнул. Он с тревогой посмотрел на меня, и я выпалил: – Я должен знать, смогу ли ходить!
– Если верить доктору Эрроуэю, ты встанешь на ноги недель через пять-шесть. Повторного перелома нет, Деннис, только очень серьезное растяжение. Нога распухла, как сосиска. Он сказал, ты легко отделался.
– А что Арни? Арни Каннингем? Вы знаете…
Он отвел взгляд.
– Что? Что с ним?
– Деннис, сейчас не время для таких вестей…
– Прошу вас! Он… он умер?
Мерсер вздохнул.
– Да. Он умер. Они с матерью попали в аварию на трассе, в снегопад. Сомневаюсь, что это был несчастный случай.
Я попытался что-то сказать и не смог. Показал пальцем на кувшин с водой, стоявший на прикроватном столике… и подумал, как это печально – знать, где что находится в больничной палате. Мерсер налил мне воды и вставил в стакан соломинку. Я попил; стало немного легче. В смысле, горло немного отпустило, во всех остальных смыслах мне ничуть не полегчало.
– Почему сомневаетесь?
Мерсер ответил: