Кристина

Это была не ревность к Кристине… и в то же время ревность. Ли прекрасно знала, сколько времени он проводит в гараже, но разве это так уж плохо? Руки у него золотые, он трудолюбив и настойчив, машина работает как часы… если не считать неисправного одометра.

«Машины – тоже девушки», – сказала она, сама не до конца понимая, что говорит. Конечно, это не всегда так, их семейный автомобиль вообще не имел ни пола, ни имени, обычный «форд»…

Но…

Все, довольно этого вранья и туманных рассуждений. Правда куда бредовее и жестче, не так ли? Она не может заниматься с Арни любовью, не может его ласкать и уж тем более не сможет довести его до оргазма (ни рукой, ни по-настоящему – Ли прокручивала это в голове снова и снова, ворочаясь на своей узкой кровати и чувствуя подступающее возбуждение) в машине.

Только не в этой машине.

Потому что – называйте это хоть безумием, хоть бредом – Кристина за ними наблюдала. Ревновала, не одобряла, может, даже люто ненавидела избранницу Арни. Иногда Ли казалось (как, например, сегодня, когда Арни мягко и нежно вел автомобиль по обледенелой дороге), что они – Арни и Кристина – слились воедино в любовном экстазе, вернее, в какой-то отвратительной пародии на него. Ли не ехала в Кристине, Кристина ее проглатывала. Живьем. И когда они с Арни целовались, ласкали друг друга, это было хуже любого извращения, хуже вуайеризма и эксгибиционизма, вместе взятых. Это было как заниматься любовью в теле соперницы.

Ли ненавидела Кристину.

Ненавидела и боялась. Она почему-то не любила обходить машину спереди и приближаться к багажнику. Ей виделись страшные картины: внезапно отказывает ручной тормоз, или рычаг переключения передач сам переходит из положения «P» на нейтраль, или… Почему-то семейный седан никогда не будил в ней таких опасений.

Ли вообще ничего не хотела делать в машине… и даже ездить в ней старалась как можно реже. Арни за рулем становился какой-то другой. Она любила чувствовать его руки на своем теле – на бедрах, на груди (до самого главного она его пока не допустила, но очень хотела: ей казалось, от такого прикосновения она мгновенно растает). В такие минуты во рту у нее появлялся медный привкус возбуждения, а в груди – чувство, что каждая клеточка ее тела живет, дрожит и звенит. Но в машине все эти ощущения притуплялись… а чистая страсть ее любимого словно бы сменялась обыкновенной похотью.

Когда они повернули на ее улицу, Ли вновь открыла рот в попытке объяснить свои чувства, но не смогла выдавить ни слова. Да и что тут скажешь? Все это – лишь смутные фантазии и домыслы, больше ничего.

Хотя… кое-что было вполне реально. Ли не хотела говорить об этом Арни, не хотела так его расстраивать, потому что, кажется, начинала его любить.

Но от этого было не легче.

Запах – отвратительная вонь разложения, пробивающаяся сквозь запах новой обивки и моющего средства, которым он обработал коврики. Едва уловимая, но мерзкая, почти тошнотворная.

Как будто кто-то пробрался в машину и сдох в ней.

Арни подвел ее к крыльцу и чмокнул на прощание. Мокрый снег на ступеньках сиял серебром в свете фонаря, висевшего у подножия лестницы. В русых волосах Ли он сверкал как бриллианты. Ему хотелось поцеловать ее по-настоящему, но за ними могли наблюдать родители – почти наверняка наблюдали, – поэтому он распрощался с ней чопорно и сухо, как с дальней родственницей.

– Прости, – вымолвила она, – я дура.

– Нет, – ответил Арни, хотя явно имел в виду «да».

– Просто… – В голове у нее вдруг родилось нечто среднее между правдой и ложью: – Неправильно это делать в машине. В любой машине. Я хочу, чтобы мы были по-настоящему вместе, а не прятались по темным закоулкам и не сидели с выключенным светом в салоне. Понимаешь?

– Да. – На Валу, в машине, Арни немного рассердился на Ли… да что там, он был просто взбешен. Но теперь, стоя перед ней на крыльце, он прекрасно ее понимал – и не мог взять в толк, как этой девушке можно в чем-то отказать. – Ты совершенно права.

Она обвила руками его шею и прижала к себе. Ее пальто по-прежнему было расстегнуто, и Арни почувствовал мягкую, сводящую с ума тяжесть ее грудей.

– Я люблю тебя, – впервые сказала она и тут же скрылась за дверью, оставив его, ошалелого, на крыльце. Ему было куда теплее и уютнее, чем полагалось под мокрым осенним снегом.

Потихоньку в голову проникла мысль о том, что Кэботы могут заподозрить неладное, если он проторчит на их крыльце еще дольше. Сквозь падающий снег Арни двинулся к машине, щелкая пальцами и широко улыбаясь. Он чувствовал, что ему наконец позволили прокатиться на заветном аттракционе, на самых крутых горках, куда пускают один-единственный раз.

Рядом с тем местом, где залитая цементом дорожка соединялась с тротуаром, он остановился. Улыбка сползла с его лица. Кристина стояла у бордюра: талый снег жемчужинами скатывался по лобовому стеклу, размывая красные огоньки. Арни оставил двигатель работать, и он заглох. Уже второй раз.