Кристина больше не придет

Зато у следствия появился, наконец, человек, который вблизи видел предполагаемого похитителя школьницы. Несколько дней официантка провела в отделении полиции тет-а-тет с художником, который с ее слов рисовал фоторобота. Беда лишь в том, что прошло почти полтора месяца, а девушка вовсе не обладала тренированной памятью разведчика. Поэтому тип с фоторобота напоминал скорее инопланетянина, чем человека. В полиции раздумывали, вывешивать этот фоторобот на остановках или все же не стоит, а Гена уже примеривался поместить его как иллюстрацию маньяка Водяного в новой статье, но тоже пока не решался.

Девушка смогла назвать имена постоянных посетителей бара, их тоже нашли, и двое вспомнили странного чувака в широкополой шляпе и солнечных очках, хотя солнце в те дни пряталось далеко за тучи, а в баре и вовсе царил полумрак. Но увы, они видели психа издалека, и, хотя точно описали шляпу, лица не разглядели вовсе.

— Стоп! — я в сильном возбуждении вскочила с табуретки. — Понятно, что через полтора месяца никто тебе вот так, навскидку, не опишет человека, которого видел от силы пять минут. Но на что у нас Шнайдер?

Гена молча смотрел на меня, затем отвел взгляд. Я удивилась — при всех своих недостатках, не нехватку сообразительности парень, вроде, не жаловался. Впрочем, фиг с ним, надо срочно звонить Шатрову. Или самому Шнайдеру?

— Ларка, а без него нам никак? — слегка охрипшим голосом спросил Гена.

— Сам же видишь, что нет, — пожала я плечами.

— Я вижу, что ты прям балдеешь от этого кривляки, — он смотрел куда-то в сторону, на и без того румяных щеках появились багровые пятна. — Он выпендривается, как мартышка, а ты и готова. А на самом деле, что от особого умеет?

Я снова села и в крайнем недоумении уставилась на Гену. Это он так завидует Шнайдеру, или вздумал меня ревновать? Но с какой, спрашивается, стати?

— Ларка, мы с тобой люди простые, — теперь он говорил медленно, словно с усилием, и по прежнему не смотрел мне в глаза. — Хоть ты и в крутом универе учишься, а я вот в газету пролез. А все равно, мы рабочие лошадки, нет в нас лоска и не будет. Амбиций нет. Нам и малого кусочка хватит, лишь бы с голодухи не помереть.

Я в изумлении посмотрела на журналиста. Это ему-то хватит и кусочка? Я вот боюсь, как бы он меня целиком не заглотил!

— А этот… он из другого теста. Как и твоя подружка была, верно? Им всего мало. Аппетит большой, а возможность они всегда найдут. Нас с тобой они разве что как ступеньку наверх используют, не нужны мы им. Неужели сама не понимаешь?

Я лишь покачала головой:

— Насчет аппетита — кто бы говорил! Ты сам за лишний кусочек славы удавить готов, разве нет?

Он внезапно побледнел, затем снова пошел багровыми пятнами.

— Ларка, но мне не на что больше рассчитывать, — вроде бы, это должно было прозвучать пылко, но звучало так, словно он сомневался в своих словах. — Или снова в родное село, и спиваться там, пока не сдохну. Или вот карабкаться наверх. Но я на вершину не влезу, я и пытаться не буду. Вот стану зав криминалом, и утихну. Все, баста. А есть люди, которым любых вершин мало, слишком низкими кажутся. Им полет нужен. Я следом не полечу, и ты тоже.

— Да ты поэт, — невесело усмехнулась я, стараясь не задумываться, есть ли хоть крупица правды в его словах. У меня нет амбиций, мне лишь бы с голоду не помереть? Ладно, пусть будет так. Наверное, это можно считать даже комплиментом.

— Все это замечательно, но пока моя подруга пропала, и, вероятно, погибла. Или в плену у маньяка. Какой уж там полет. А ты… ты о других способен вообще думать? Не о простых и сложных людях, а просто о тех, кто в беде?

Он опустил голову и лишь кивнул. Я набрала номер Шнайдера. Услышав о неудачных фотороботах, он коротко ответил:

— Понял. Звоню Шатрову, — и отключился.

Глава 8

Шнайдер поработал не только с официанткой, но и с двумя работягами из бара. В результате словесный портрет подозреваемого выглядел так: на вид около 35–40 лет, плотного телосложения, круглое, словно слегка опухшее лицо, кожа загорелая, но не коричнево-шоколадная, как после обычного пляжного загара, а кирпично-красная, как у крестьян после месяца пахоты на солнцепеке. Руки тоже были сильно обгоревшими, хотя и выглядели немного светлее. Верхнюю половину головы скрывала плотно сидящая шляпа, но, поскольку из под нее не выглядывало ни волосины, то ли мужчина был лысым, то ли стриженным под бобрик.

Похоже, к солнечным очкам он не привык, поскольку то постоянно поправлял их на носу, то просто дотрагивался до дужек без всякой нужды, словно проверяя, на месте ли они.

Введенная в транс официантка вспомнила еще странные крупные зубы мужика, пожелтевшие, как от постоянного курения. Они выглядели слишком большими для его рта, словно не помещались там и рвались наружу.

Ей удалось почти дословно вспомнить все его фразы, заодно выяснилось, что, несмотря на помощь в поисках няня, мужик раскритиковал пиво, заявив, что девка наверняка разбавляет его водой, и пообещал написать об этом на местном форуме. Скорее всего, эти слова девушка и хотела бы забыть, да вот гипноз не позволил.