Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера

«Протесты шли совсем у нас под боком, – рассказывает Нолан. – Нам даже приходилось учитывать их при составлении съемочного графика. Уже тогда мы четко понимали, что настроение в фильме созвучно настроениям активистов. Из всей трилогии тема классовой борьбы наиболее громко звучит в “Возрождении легенды”: чтобы победить, Брюс должен сначала все потерять и разориться. Герой презирает свое богатство и открыто говорит о том, что зажиточные жители города бравируют своей благотворительностью. Брюс понимает: “Это все – брехня”. Я лично считаю, что у нас получился по-настоящему бунтарский фильм, который вроде бы сделан по всем правилам развлекательного кино, но при этом активно обращается к социальным вопросам. Не думал, что нам позволят такое снять, и все же позволили. Я не знал, как на фильм отреагируют зрители. Трилогия “Темный рыцарь” – не политическое кино, однако она рассматривает идеи и страхи, актуальные для каждого из нас, вне зависимости от правых или левых убеждений. “Темный рыцарь” рассказывает об анархии, “Возрождение легенды” – о демагогии. О крушении общества».

* * *

Сценарий фильма «Темный рыцарь: Возрождение легенды» писался на заре мирового финансового кризиса 2008 года, а съемки прошли на фоне разгорающегося движения «Захвати Уолл-стрит». Сюжет ленты точечно отражает болевые точки постиндустриальной экономики и показывает современный американский город в огне братоубийственной классовой войны, развязанной новым перекачанным Робеспьером. Когда Бэйн (Том Харди) перебирается в Готэм, нам сначала показывают его со спины. Злодей сидит на карачках в темноте своего логова, обустроенного в городской канализации, его спинные и трапециевидные мышцы рельефно бугрятся под направленным лучом света. В окружении мрака Харди кажется почти что скульптурой и напоминает Марлона Брандо, который омывал свою лысую голову губкой в «Апокалипсисе сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы; его движения были осторожными и нежными – так же Брандо гладил приблудную рыжую кошку в «Крестном отце» или перчатку Евы Мари Сэйнт в фильме «В порту». «Он обращался с предметами так, будто они – часть его, – писал об актере Дэвид Фостер Уоллес в романе «Бесконечная шутка». – Мир, которым он как будто так просто швырялся, для него был разумным, чувствующим»[115]. Вдохновившись приемами Брандо, Харди наделил Бэйна похожими моментами нежности и на контрасте подчеркнул его жестокость: пальцы злодея подрагивают в преддверии убийства, он по-хозяйски кладет свою руку на плечо Даггетта (Бен Мендельсон) прежде, чем сломать ему шею, и искренне наслаждается пением мальчика, который исполняет гимн США перед футбольным матчем («Какой чудный, милый голос», – замечает Бэйн), а затем устраивает серию взрывов по всему городу и низвергает Готэм на колени. Так Харди показывает, что Бэйн – цивилизованный зверь, или точнее – зверь цивилизации. Он приходит, дабы воздать обществу за безрассудную жизнь и сорвать с него пышные убранства.

Бэйн (Том Харди) «родился во тьме».

В прологе Бэйн и его наемники цепляют небольшой турбовинтовой самолет к гигантскому транспортнику C-130 «Геркулес» – момент прямиком из бондианы, где машины нередко похищают друг друга: например, в «Живешь только дважды» один космический челнок проглатывает другой. Но, в отличие от бондовских злодеев, Бэйн продумывает свои планы до мельчайших подробностей. «Ракеты – это всего лишь демонстрация нашей силы», – говорит Доктор Ноу (Джозеф Уайзмен) в одноименном фильме 1962 года. «Через несколько часов, когда Америка и Россия уничтожат друг друга, мы увидим новую силу, господствующую в мире», – ликует Эрнст Ставро Блофельд (Дональд Плезенс) в «Живешь только дважды», однако не уточняет, как устроена эта новая сила: возможно, он придумал какой-то гибрид капитализма и коммунизма? В «Возрождении легенды» нам детально, вплоть до последнего винтика, раскрывают злодейские планы гражданского переворота.