Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера

В 2015 году страховой брокер из Техаса по имени Боб Паджетт слушал музыку по дороге на работу, и тут ему показалось, что он решил музыкальную загадку, над которой ученые бились больше века. Паджетт нашел «тайную» тему из «Энигма-вариаций» Эдварда Элгара. Музыковеды, криптологи и просто любители музыки долгие годы искали «темное изречение», которое Элгар, по его словам, зашифровал в своей работе. Предлагались самые различные варианты: от «Страстей по Матфею» Баха до Патетической сонаты Бетховена, от «Боже, храни короля» до колыбельной «Ты свети, моя звезда» или детской песенки Pop Goes the Weasel. В 2006 году Паджетт участвовал в концерте в честь «загадок и скрытых посланий» из «Энигма-вариаций» и подумал: «Это же совсем как детектив. Все ищут неизвестного убийцу». В 2009 году Паджетт попал под сокращение, потерял работу в страховом агентстве и перебрался в город Плейно, штат Техас, где начал преподавать игру на скрипке. Каждую свободную минуту он посвящал загадкам Элгара: разучил основы криптографии, прочитал «Книгу шифров» Саймона Сингха, даже попробовал перевести ритмическую структуру «Энигмы» на язык азбуки Морзе. В машине он снова и снова слушал диск с «Вариациями», попутно напевая различные известные мелодии («Ты свети, моя звезда», «Боже, храни короля», «Правь, Британия», «С днем рождения тебя»), чтобы проверять их на совместимость. Вдруг он припомнил один из своих любимых церковных гимнов, «Господь – наш меч, оплот и щит», написанный Мартином Лютером в XVI веке. Загадке «Энигмы» Паджетт посвятил семь лет жизни и свыше сотни постов в своем блоге, но теперь он был уверен: он наконец-то нашел идеальное, задуманное Элгаром дополнение к композиции – гимн Лютера в обработке Мендельсона XIX века.

Эдвард Элгар в начале 1900-х.

Эксперты его теорию встретили со скепсисом. «Идея вывернуть Ein feste Burg наизнанку если что и доказывает, то только изобретательный подход мистера Паджетта к предмету его одержимости», – писал Джулиан Раштон, почетный профессор музыки при Лидском университете и один из ведущих мировых специалистов по творчеству Элгара. По его словам, «“Энигма” бесконечно увлекательна – как раз потому, что она сопротивляется разгадке». То же вполне можно сказать и про фильмы Нолана: это вариации на разные темы, своего рода фуги или каноны, где автор сначала заявляет главную тему, затем ее контрапункт, потом подключает третий и четвертый голоса, а когда все вариации заявлены, отказывается от любых правил и творит так, как пожелает. Новую вариацию можно заявить по-разному: сыграть тему на пять нот выше или на четыре ноты ниже, ускорить ее или замедлить, как поступил Циммер с «Энигма-вариациями» в «Дюнкерке». Еще тему можно инвертировать и повести мелодию вверх на столько же тонов, на сколько в оригинале она уходит вниз. Наконец, тему можно обратить – буквально сыграть ее в обратной последовательности. Так сделал Бах в одном из фрагментов своего «Музыкального подношения»: музыканту нужно играть, перевернув нотный лист вверх ногами, – это называется «ракоходный канон» в честь специфической походки ракообразных.

«Помни» считается фильмом, в котором действие идет задом наперед, однако это не совсем так. Нолан обратил вспять только порядок сцен, а не их содержание. Лишь на титрах мы видим, как на «полароиде» в руках Леонарда проявляется изображение мертвого Тедди: картинка тускнеет, карточка возвращается в камеру, человек оживает, кровь сходит со стены, а пуля влетает обратно в дуло пистолета. Режиссер «открутил» убийство. Но можно ли таким образом снять целые сцены, последовательности эпизодов, побочные сюжеты – и при этом не потерять нить событий? Через двадцать лет после выхода «Помни» Нолан решил попробовать снять такой фильм.

Двенадцать Знание

7 ноября 1927 года примерно в четыре часа пополудни Иосиф Сталин пришел в монтажную к Сергею Эйзенштейну. Режиссер спешил закончить «Октябрь» – масштабную экранизацию событий Октябрьской революции: на съемках задействовали шестьдесят тысяч статистов[134], реальные интерьеры Зимнего дворца и столько электричества, что город пришлось частично обесточить. Монтаж проходил в страшной спешке, чтобы успеть выпустить фильм к десятилетию революции. Под гнетом изнурительного графика Эйзенштейн начал принимать стимуляторы и даже ненадолго ослеп. Тут ему сообщили, что фильм хочет посмотреть сам Генеральный секретарь ЦК ВКП(б). Сталин, в прошлом учащийся духовной семинарии и редактор газеты «Правда», повсюду брал с собой синий карандаш, которым он вносил пометки в циркуляры и выступления видных членов партии («Против кого направлен этот тезис?») или ставил подписи к карикатурам на своих приближенных («Правильно!» или «Показать всем членам Политбюро») во время бесконечных ночных заседаний. Лев Троцкий, главный противник Сталина, видел его своекорыстным редактором истории: «Сталинская теория […] служит для оправдания зигзагов задним числом, для сокрытия вчерашних ошибок и, следовательно, для подготовки завтрашних»[135].