Незадолго до того, как Нолан выпустил «Престиж» в 2006 году, Джордж Лукас закончил третий приквел к своей саге «Звездные войны». В работе над фильмом участвовали 600 цифровых художников, чьи компьютеры суммарно обрабатывали чуть меньше данных, чем компьютеры NASA, но больше, чем сеть Пентагона. Даже в названии эпизодов прослеживалась склонность компьютерного мира к копированию и воспроизведению:
В 2006 году «Престиж» немало озадачил новых фанатов Нолана, после фильма «Бэтмен: Начало» ожидавших от режиссера еще один летний блокбастер по всем канонам. А вместо этого они увидели мрачный стимпанк-триллер, по-фаустовски предостерегающий людей об опасностях погони за новыми технологиями. Старомодную оду кустарной магии кино: свету, звуку, монтажу, даже фотохимической печати негативов. Даже жанр «Престижа» ускользал от понимания. Что это, триллер в историческом сеттинге? Детектив про поиски убийцы? Фантастика с щепоткой готики? «Престиж» – кино совершенно своеобразное; подобно будущим работам режиссера, его невозможно описать иначе, как «фильм Кристофера Нолана».
Как и во многих сюжетах Нолана, в финале «Престижа» сюжетные повороты срабатывают один за другим, словно гранаты: шок от первого взрыва отвлекает на себя наше внимание, и потому второй срабатывает с еще большей силой. В конце мы раскрываем фокус Энжера «Перемещение человека», который во многом опирается на технологии будущего, – некоторые зрители даже обвинили Нолана в том, что он нарушил правила собственного фильма. Но еще раньше мы узнаем тайну Бордена и то, на какие жертвы он пошел, чтобы сделать свою магию более убедительной. Этот сюжетный поворот Нолан разыгрывает с фирменным блеском: пускает нас по ложному следу, хотя разгадка все это время была у нас под носом. В доказательство режиссер собирает монтажную последовательность из ранее показанных нам ключевых моментов фильма – словно фокусник, который надевает на руку железный обруч, чтобы мы убедились в его целостности.
«Вот что забавно. Мы приложили массу усилий, чтобы уже в первом акте “Престижа” намекнуть, что в сюжете задействована настоящая магия, – говорит Нолан. – Мы этого ничуть не скрывали, но некоторые зрители отказались нам верить и посчитали, что мы мухлюем. Но так уж устроены зрители. Когда Энжер упоминает “подлинную магию”, это парадокс. Магии не существует. Есть реальный мир, а есть волшебство. Магия – это иллюзия, а не сверхъестественное явление. Как только наука осмысляет какой-то феномен, он перестает быть сверхъестественным; становится реальным, а не волшебным. Доди Дорн, мой монтажер на “Помни”, однажды сказала очень интересную вещь. Пока мы с ней работали над фильмом, М. Найт Шьямалан выпустил “Шестое чувство”, и Доди произнесла слова, которые я никогда не забуду. Она сказала: “Финальный поворот делает все, что мы только что увидели, лучше”. Золотые слова, я их взял на заметку. Все именно так. Чаще всего сюжетный поворот обесценивает показанные ранее события. Вот, например, “Лестница Иакова” Эдриана Лайна – отличный фильм, но зрители его не приняли. Строго говоря, там тот же поворот, что и в фильме Шьямалана, однако он обесценивает все, что нам до этого показали. В “Шестом чувстве” мы видим, как герой пытается спорить с женой, а она его игнорирует. И вдруг мы понимаем, что она не игнорировала, а оплакивала его! История стала не просто лучше, а эмоциональнее. Вот почему это настолько выдающийся поворот. Не потому, что он неожиданный. А потому, что он усиливает увиденную нами историю. И чтобы сюрприз был для зрителей увлекательным, приятным и интересным, он должен быть чем-то бо́льшим. Должен как-то улучшать все, что было до него».
Тим Роббинс в фильме Эдриана Лайна «Лестница Иакова» (1990).
«А как насчет концовки “Психо”? – спрашиваю я. – Этот фильм проходит тест Доди Дорн?»
«О, разумеется. Финал “Психо” усиливает весь фильм, потому что мы сразу вспоминаем сцену в душе, вспоминаем диалог в его каморке с сэндвичами – и все это теперь обретает новый смысл. Убийство совершил не персонаж, которого мы раньше даже не встречали, а тот, с кем мы уже провели немало времени вместе. А так гораздо страшнее. Нам показали больше, чем мы думали. Мы уже видели убийцу; видели, как он подсматривает за жертвой».
Ким Новак в роли Мадлен Элстер (вверху) и Джуди Бартон (внизу).