Может вы расскажете эту новую историю совсем другим языком — без излишней словесной эквилибристики. Как нибудь более реалистично, используя модные ныне атрибуты: непечатные ранее идиоматические выражения, обязательные ныне эротичные сцены. И вообще, менее заумно и более сермяжно. И Сидорова назовете не Сидоровым, а как нибудь более эффектно, Пульсомонидзе, например. И чтобы…
Флаг вам в руки!
Впрочем, это я уже говорил, а потому — я пока поставлю точку. Не критическую, не отсчета, а самую что ни наесть ординарную, я бы сказал вульгарную
ТОЧКУ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА — 2 (ВТОРОГО РОДА)
(Точка перегиба)
(Сказочная повесть, абсолютно дезориентированная)
«…и одинокий осел возносил к небесам свой истошный рев, словно все страждущие твари избрали его своим глашатаем — обвинять богов.»
ПРОЛОГ
— Сидоров?!
— Пять долларов!
— За что, Сидоров?
— А за поговорить с хорошим человеком?
— Какой же ты хороший, Сидоров? Тем более человек? Ты обыкновенный жлоб!
— Я — необыкновенный жлоб!
— Вот-вот…
— И даже не жлоб, а личность, взлелеянная в рамках совсем новой государственной (СНГ-овенькой) политики. Человек, с позволения сказать, новой формации с гипертрофированной коммерческой жилкой, и даже не жилкой, а жилой, которую я лелею и старательно разрабатываю.
— Вот-вот, Сидоров, я и говорю: жила ты, Сидоров!
— Сидоров жила, жива и будет жить, жизнерадостно жужжа этаким живчиком, пожевывая жвалами, железной жаждой к жизни сживая со свету безжалостно всех жалких иждивенцев.
— Словоблуд ты, Сидоров, и… жутко жизнь тебя накажет!
— Человек, чье детство прошло в условиях жесточайшего партогенеза…
— Какого генеза?
— Парто!!! Не перебивай! Засилье злобных партократов…
— Сидоров! Я просто хотел спросить: у тебя совесть есть?
— Пять долларов! Штука. В отличной упаковке. Импортная. Из гуманитарной помощи недоразвитым страна…
— Да ну тебя, Сидоров! Вечно ты дурочкой прикидываешься.
— Лучше прикидываться, чем быть! Или ты считаешь, что лучше не быть, чем прикидываться?! Так сказать быть или не быть? Такой вот question!!!
— Трепло ты, Сидоров.
— Я трепло?!! Да, я — трепло. Но какое трепло?!! Необыкновенное! Я вообще новый вид, сформировавшийся в годы застольного засилья… Homo spicer, если в двух словах, одним словом…
— Сидоров, а в морду хочешь?!
— Вот! Вот оно наше основное различие: Homo spicer от Homo erectus, человека говорящего от человека… торчащего. Проблема быть или не быть деградирует в бить или…
— No problem, Sidorov, no problem!!!
— Будем считать, что мы не поняли друг друга.
— Ну, ты мне еще попадешься, Сидоров!!!
— Не попадусь! Я из института ушел, я от пришельцев отбился и от вас всех остальных как-нибудь оторвусь.
Сидоров рванулся, встал на дыбы (Клодт, если бы мог сейчас его видеть — весь остаток жизни ваял бы исключительно одних Сидоровых в разных ракурсах и прочих позах), стремительно расправил грудь, крылья, выпустил закрылки, шасси и… выпал из гнезда, то бишь свалился с кровати и… проснулся. Точнее открыл глаза. А если еще точнее — попытался это сделать. Со второго раза это почти удалось.
За окном в это время медленно и угрюмо наступало хмурое утро.
1. ХМУРОЕ УТРО
«Солнце всходит и восходит, а от этого, даже у бывалого человека, может закружиться голова. Хотя по большому счету, ему, то есть солнцу, а нас в высочайшей мере и с высокой башни…»
На самом деле, скорей всего, был уже полдень. А может даже не полдень. Но уж во всяком не полночь, это точно… Хотя…
Голова трещала так, словно накануне Сидоров на спор забодал вожака бараньего стада, а заодно и всех его ближайших сподвижников, близких и дальних родственников, а потом для вящей убедительности еще пару раз постучал все той же головой об угол соседнего дома (почему соседнего? загадочен мир авторской ассоциации!).
Сидоров сел на полу и мрачно стал разглядывать собственные ноги ноги были разными: одна в носке, вторая без, но зато в ботинке. Второй ботинок почему-то стоял на подоконнике.
Сидоров тяжело поднялся, проковылял к окну и даже хрюкнул от полноты обуревающих его чувств: ботинок до краев был тоже полон… воды. А на дне отчетливо просматривались две маленькие серебристые кильки пряного посола, несколько веточек петрушки и пятикопеечная монетка.
«Черт! То ли вчера уху собирался варить, то ли хотел аквариум обустроить… А кто же монетку бросил? Неужели кто-то решил по древнему обычаю… в водоем… чтобы, значит, еще вернуться… Черт!»
Сидоров ткнулся лбом в стекло и на мгновение застыл, блаженно ощущая, как в мозгу извилины, закрутившиеся в спираль, потихоньку начинают остывать.