Критическая точка

— Я-те покажу рак-курс!!! Я-те… новые слова… яркие ощущения… пятый угол…

— У каждого человека должен быть свой угол, пусть даже он и на самом деле всего лишь пятый!

— Ох, как афористично! Ты Сидоров когда наконец сыграешь в ящик станешь жутко знаменитым и цитируемым.

— А раньше никак нельзя?

— Раньше не положено! — сурово отрезал Обобщенный Друг и раздраженно спросил:

— Так что: будем сюжет развивать или в бирюльки играть?

— Давай играть в бирюльки! — с надеждой воскликнул Сидоров, преданно заглядывая Обобщенному Другу в глаза.

— Ну, что же, — зловредно хихикнул Обобщенный Друг, — сам напросился. Дуй вперед Сидоров! Но, только заклинаю тебя, не оглядывайся! А впрочем, как хочешь.

ДЕЙСТВИЕ ВСЕ ЕЩЕ ВТОРОЕ

Сцена вторая: Игра в бирюльки

Действующие лица: Сидоров, по лицу которого не всегда можно догадаться, что данное лицо иногда в состоянии действовать; остальные действующие лица — своего лица не имеют, одно из них — голос за кадром, под лицом которого, за кадром скрывается Обобщенное лицо Обобщенного Друга.

«Как хочешь?! Легко сказать: как хочешь! — раздраженно думал Сидоров целеустремленно шагая к уже опробованной двери с большой медной ручкой. Если бы я еще знал: КАК хочешь!»

— Если бы знал, то наверняка придумал бы новое оправдание, — сказал ехидный голос за кадром, но Сидоров уже успел «дойти до ручки» и не стал оглядываться.

Дверь бесстыдно распахнулась, и Сидоров, споткнувшись о порог, стремительно полетел внутрь…

— Орел наш Сидоров парил, призывно перья растопырив, — противным голосом прокомментировал Голос за Кадром.

Сидоров не ответил. Лежа ничком, лицом в придорожную пыль, Сидоров старался ни о чем не думать.

«Не думать! Не думать! Не думать!!!» — обреченно думал Сидоров.

— Как ты, Сидоров, думаешь? — спросил Голос за Кадром.

«Обычно молча…»

— …озимые не померзнут? Зима в этом году наверняка будет суровой.

— Зима в этом году будет! — неуверенно сказал Сидоров, не вставая. А за зимой возможно придет весна.

— Ага, — глубокомысленно поддакнул Голос за Кадром, — а за весной, скорее всего, наступит лето!

— Не хочу лето! — капризно сказал Сидоров. — Хочу чтобы была весна!

— Ну что же, весна, так весна! Ты сам напросился, Сидоров!

«Ну чего он меня постоянно запугивает?!!»

Сидоров быстро, но осторожно поднял голову и увидел, что рядом с ним, действительно, стоит самая настоящая «весна», причем даже не одна, а так: штук семь-восемь, в разных исполнениях. От очень дорогих инвалютных моделей, до упрощенного авосечного варианта (то ли секс-баба, то ли бой-баба, то ли просто супер-гражданка) соответственно в супере, а некоторые почти без.

Одна из «весен» чистила ногти, вторая — перышки, а третья — картошку. Две — вязали, а одна уже ничего не вязала вовсе. Три пели, причем голос был только у одной, но эта одна, как-раз молча смотрела в даль несусветную.

Зато все «весны» элегантно и ненавязчиво пританцовывали. Сначала каждая свой неповторимый танец оскорбленной индивидуальности, но постепенно убыстряя темп, они сплелись в экстазе, имитируя жутковатый хоровод, нечто на подобии остервенелых импровизаций на тему греческого танца «сиртаки», не прекращая при этом: вязать, стирать, жевать, читать, подмигивать, петь, мыть посуду; сорить деньгами, прибирать к рукам, неожиданно исчезать и внезапно появляться, манить и посылать к чертовой матери; пытаться любить, грозить судом и разделом имущества; даря и отнимая одновременно; обжигая огнем, когда от них веяло холодом; заставляя стучать зубами в огне; лишая воли, сил и разума одним взмахом крыла… Силы воли и воли разума… Разума силы и доброй воли… вплоть до истощения… отвращения… ощущения запущения, а так же вплоть до откровенного маразма…

Сидоров с трудом встал, но у него мгновенно закружилась голова, и он чуть не рухнул под стройные ноги стремительно порхающих весен.

— Какая я вся внезапная! — хором сказали «весны», ни на миг не замедляя исступленно-мятежного хоровода.

— Вся такая непредсказуемая и непредподлежащая!!! — самозабвенно щебетали порхающие «весны». — Вы знаете, у некоторых сексуально-активные точки находятся на коленных чашечках, а лично у меня — на кофейных, и не только на чашечках, но и на блюдечках! Хи-хи! Нет-нет, что вы!!! Я совершенно не пью! Ну, разве что по стаканчику…

У Сидорова потихоньку стало рябить в глазах: блондинки, брюнетки, рыжие, саловые, гнедые, чалые, в яблоках…

Весны на секунду отложили: вязание, посуду, картошку и подняли высокие хрустальные бокалы с запотевшими стенками:

— За любовь!

«Чокнуться можно!» — подумал Сидоров.

— Нельзя! — сказал Противный Голос за Кадром. — Тебе с ними не положено!

— Почему? — мрачно спросил Сидоров.

— Посуды на всех не хватит! — скабрезно хихикнул Голос за Кадром.

— Ничего, я как-нибудь из горлышка, — мучительно сглатывая прошептал Сидоров.

— Фи!!! Как дешево и неэстетично! — нежно проворковали танцующие весны, постепенно убыстряя свой чарующий бег. — На ходу, без соответствующей экипировки, сортировки, сервировки и закуски…

Но Сидоров похоже уже закусил удила…