Критический эксперимент 2033

21. Переговоры

Квинт не спеша шёл в лагерь. Весенний день был жарким, да и сил, честно говоря, оставалось не так уж много. К нему присоединились ещё несколько плебеев, ходивших к своим друзьям и родным в Город или, наоборот, направляющихся к родичам в лагерь. Слухи по Риму разносились с невероятной быстротой, и все обсуждали соитие Квинта с Венерой, поздравляя его. Мужская сила ценилась в Риме наравне с военной доблестью. Но, конечно же, уже чувствовалось недоброжелательство некоторых, раздражённых неожиданной популярностью этого выскочки. Группа постепенно росла, так как шли не торопясь и её догоняли другие, которые затем в основном оставались в ней почесать языки. На полдороге присели у ручейка, попили и чуть перекусили лепёшками. Когда солнце стало клониться к вечеру, добрались до священной горы.

Неприлично было римлянину целовать жену при людях, и Квинт воспользовался тем, что надо было оставить посох, чтобы зайти в свою семейную палатку. Авл бросился к нему, а Порция отстранилась:

— Уже дошли слухи о твоих подвигах, муж Венеры! И не стыдно тебе в глаза жене смотреть?

Оправдываться в таком случае было самое худшее, и Квинт сгрёб жену и поцеловал.

— Целуешь меня, а думаешь о танцовщице! — ответив на поцелуй, продолжила выяснение отношений супруга.

Квинт не стал продолжать разговор, который явно будет надолго, и пошёл к трибунам. Все его расспрашивали, чего же ждать? Евгений отшучивался, но вопросы становились всё более настоятельными, и кто-то уже начал упрекать его в предательстве. В тот момент Квинт не придал значения тому, что в группе, пришедшей с ним, была пара клиентов Аппия Клавдия. Три трибуна уже ждали его на трибунале.

— Нам нужно теперь ждать посла от Сената и консулов. Сенаторы хотят попытаться помириться. Остальное скажу трибунам наедине.

— Предатель! Обольстили тебя и подкупили, а теперь ты хочешь и трибунов совратить! — раздались крики.

Сициний сжал губы и громогласно выпалил:

— Говори при всех.

— Хорошо. Нам нужно сразу же задать послу вопрос: имеет ли он право заключить договор с нами без утверждения консулами и Сенатом? Если не имеет, разговаривать нечего. А если имеет, то патриции проявили мудрость и нам нужно будет тоже оказаться достойными звания римлян.

— Почему ты нас называешь римлянами? — возмутился Сициний. — Я предлагаю выслушать посла, но, если он не пойдёт на все наши требования, немедленно идти и занимать Велитры.

— «Non annumerare verba sed appendere». (Слова следует не считать, а взвешивать). Вот теперь я отвечу, почему совет Гая Сициния гибелен. Займём мы Велитры. Рим посчитает это объявлением войны, и кому мы тогда вынуждены будем подчиниться как бесправные союзники? Вы молчите? Да, вольскам! А теперь посмотрим, что будет, если Рим стерпит. Вольски не имеют договора с нами, и они сразу пойдут забирать Велитры обратно. Нам придётся или подчиняться Риму без всяких условий, или попадать в неволю к вольскам. Так что, Сициний, лучше предлагай прямо: плебеи, отправим посла к вольскам и подчинимся им, поскольку мы не хотим договариваться с Римом, где мы могли многое решать. Лучше исправить своё положение там, где мы уже имеем права, чем молить врагов о снисхождении. «Patriae fumus igne alieno luculentior». (Дым отечества ярче огня чужбины).

После такой речи разговоров о переселении в Велитры уже не было. А Сициний бешеными глазами смотрел на Квинта, почувствовав, что, по крайней мере на время, он потерял свой авторитет. Единственное, что он смог противопоставить, было повторение и усугубление обвинения:

— Плебеи! Сразу видно, что Квинт — предатель! Он подкуплен и обольщён, он теперь будет стоять за патрициев! Предлагаю изгнать его вместе с семьёй из лагеря, пусть убирается к своей любимой проститутке в Рим!

И тут Евгений сообразил о клиентах Аппия Клавдия. На демагогию нужно отвечать демагогией, на атаку — контратакой. Оправдываться ни в коем случае нельзя!

— Плебеи! По-моему, тут шныряют клиенты царя Аппия, именно они распространяют разговоры о том, что я подкуплен!

Хоть обвинение было и бездоказательным, оно попало в яблочко: люди подтащили за шиворот к трибуналу четырёх лизоблюдов Аппия, которые не смогли придумать лучшего, чем начать оправдываться:

— Мы правду говорили. Аппий сказал, что он лично от Вергилия слышал, что Квинта приручили. Вергилий ему тяжёлый золотой браслет для жены подарил.

— Порция! — закричал Квинт. — Выверни мой дорожный узелок наизнанку перед всеми!

Жена, которая со смешанными чувствами слушала всю перепалку, поскольку и сама была очень обижена на мужа, в решающий момент встала на правильную сторону. Она вывернула узелок, где были две луковицы, обломок лепёшки, пара сребреников и несколько медяков, которые Квинт прихватил на всякой случай.

— Вы что, на мне золотой браслет видите? — закричала она. — Ничего не принёс муж из Рима, только силы у него забрали!

Народ расхохотался: легенды о ночном подвиге Квинта ходили по лагерю наравне со слухами о его предательстве. И он припечатал: