Шесть дней пробыло посольство на Склоне и затем вернулось на несколько дней в Рим для продолжения переговоров. Сколько передали Евгению, высокие договаривающиеся стороны начали прощупывать возможности вечного союза. Друиды вначале настаивали, что великий кельтский народ должен быть в этом содружестве первым среди равных, тем более, что он готов снабжать римлян своими целителями, заклинателями, предсказателями, мастерами и так далее. Но чувствовалось что это не ультимативное требование, а скорее начальная позиция для жёсткого, но позитивного, торга. Шесть дней поторговавшись, пока что не придя к согласию ни по одному вопросу, депутация друидов вернулась на Склон. Это отнюдь не расстраивало обе стороны, поскольку было ясно: идёт лишь первый раунд трудных, но важнейших и многообещающих обсуждений и решений, и быстро соглашаться неразумно и неприлично.
На этот раз друиды пробыли на Склоне одиннадцать дней, и старший из друидов, Гвенол, вместе с чередовавшимися переводчиками и другими членами делегации, каждый день, кроме одного, священного по календарю друидов, целыми днями разговаривали с Евгением и его ближайшими сподвижниками, чаще всего с Павлом Канулеем. Друидки вовсю старались свести дружбу с жёнами Фламина и Павла и добились возможности наблюдать за обучением девочек. Авл вместе с относительно молодыми друидами, Сильвием и охранниками друидов пропадал на охоте. Судя по относительно небольшому количеству приносимой дичи, в основном там занимались не охотой самой по себе, а изучением окрестной природы. Авл подтвердил это, когда отец спросил его прямо.
— Друиды хотят определить, сколько народу может жить в Лациуме без опасности вырождения людей и убийства Матери Природы, — обронил среди прочего рассказа Авл.
Разговоры с Квинтом были начаты с похвал:
— Мудрейший посол Бога Единого, проливший свет знания на Рим и Лациум, тот, чья благодать стала привлекать окрестные народы и слава о добродетелях и благочестии которого распространилась далеко по миру, от Тартесса до Вавилона, от Тимбукту до Эрина и Туле, мы пришли смиренно получить от тебя свет знаний твоих и поделиться с тобою и твоими людьми жалкими крохами того, что мы выяснили, — рассыпался в речах самый красноречивый из послов, Кассвазз.
— Поистине, если бы я сидел перед вами не на скамье, а в луже, ты, Кассвазз, сказал бы, что я выбрал самую красивую и глубокую лужу в мире, — отрезал Евгений.
— Тогда перейдём к менее приятным делам, — взял инициативу в свои руки Гвенол. — Поклонение Богу Единому гибельно для Матери Природы, потому что человек воображает себя созданным по образу и подобию Божию и царём природы. А первая наша заповедь: «Посвяти своё сердце Матери Природе и её созданиям, Господину и Госпоже Природы, а не суете этого мира». Ты говоришь, что вы не поклоняетесь, а почитаете и служите. Но ты не предостерегаешь своих учеников от суеты, а, наоборот, поощряешь их добиваться успеха в суетной жизни, бренных почестей и славы, богатства, приобретение которого убивает Природу. Тем самым слова твои остаются пустым звуком и попыткой жалкого оправдания тебя перед Пославшим тебя и собственной совестью. Твои люди всё равно чувствуют себя народом избранным и присваивают Бога себе.
Удар был в самое больное место. Как ни пытался Евгений предотвратить гибельный «первородный грех» всех единобожных религий своего мира, эта гордыня и иллюзия своей исключительности всё время пролазит в души людей. Но тем не менее Фламин ощутил, что где-то в обвинениях старшего друида есть слабое место. Но вот где? И он, чувствуя, что ответ необходим, решил пока что сослаться на свою миссию.
— Я никогда не приписывал свои слова Богу. Я понимаю, что «Homo cum Deo loquitur, ea oratio est. Cum loquitur Deus hominem, insanit» (Когда человек говорит с Богом, это молитва. Когда Бог говорит с человеком, это безумие). Человеческий язык бесконечно ниже Божественной мудрости, но порою Бог может помочь человеку, мучительно ищущему пути к Нему. Когда я получаю болезненный удар от Бога, я понимаю, что делаю что-то неправильно. И очень редко, но бывает, когда я получаю лёгкое поощрение. Во время вашей инвективы я предупреждений не получал.
— А уверен ли ты, посол Бога, — ехидно продолжил Гвенол, — что ты продолжаешь идти по Божьему пути? Может быть, ты давно уже его потерял и злобный демон сбивает тебя с толку своими знаками? Правда, скорее этого демона я назвал бы хитроумным и поэтому ещё более опасным, чем примитивно злобный.
Да, эти противники в «судоговорении» намного опаснее, чем сенаторы или Аппий Клавдий, понял Евгений. Особенно когда разговор идёт о вере и морали. Осталось продолжать уверенно защищаться.
— Конечно, уверен, что на своём Пути! Ни разу я не получал поощрения за то, что является хотя бы в чём-то злом, и лишь за то, что я делал достаточно осторожно, дабы не навредить даже в будущем. Я получал предупреждения за попытки неосторожно причинять добро и поэтому останавливался вовремя.