Критика критического идеализма (СИ)

Падение церкви началось с конца девятнадцатого столетия, когда вместе с новым материализмом появилось на свет направление в философии жизни- ницшеанство. Именно тогда прогремел над всем ученым человечеством клич о том, что «Бог умер!». Но падение это, ускоренное октябрьской революцией в России и становлением в ней социализма, не смогла проистечь достаточно быстро во всей тогдашней Европе, в которой еще сохранилась, пускай изрядно «прохудившаяся», власть католической церкви. В эпоху феодализма, её власть была практически всеобъемлющей, поистене, «божественно» неограниченной властью в руках папы.

Под всевозможными библейскими лозунгами, «во спасение» (о нем, кстати, будет отдельный разговор несколько ниже) наших душ, умерщвлялись сотни и тысячи талантливых мыслителей, ученых, рационалистов, да и в общем, просто несогласных с религией людей. После «гибели» последнего феодала, при взятии власти буржуазией, стала зарождаться возможность свободной оценки всякой идеи, религии- появилась партийность. В партиях могли состоять как идеалисты, так и материалисты. Отныне, когда неугодных более не сжигали на кострах, стал напрямую критиковаться вопрос о божественном происхождении всего живого, о боге, как феномене в жизни человека, об его влиянии на бытие этого человека. На ряду с обособлением и централизацией вокруг «наивного реализма» всей материалистической мысли, претерпевал изменения и идеализм. Пьедестал, на котором он ранее стоял, начал заметно шататься под натиском так давно не признаваемой им (и церковью!) науки, свободной человеческой мысли.

Основоположником классического материализма принято считать Людвига Фейербаха, (повлиявшего впоследствии на философские воззрения К. Маркса, Ф. Энгельса) который был ярым критиком не просто христианской религии, но и веры в ноуменальных божеств вообще: «Основу религии составляет чувство зависимости человека; в первоначальном смысле природа и есть предмет этого чувства зависимости, то, от чего человек зависит и чувствует себя зависимым. Природа есть первый, изначальный объект религии, как это вполне доказывается историей всех религий и народов.»- начинает он одну из самых примечательных своих работ «Сущность религии». И тут он абсолютно прав, всякая примитивная человеческая вера связана именно с природой, как непознанной, опасной и «требующей» почитания, «вещью в себе».

Тут стоит еще раз сказать о том, что «вещь в себе», по определению непознаваема, но таковых вещей в мире «наивного реализма», объективной реальности, не существует. Есть лишь «вещи в себе», которые рано или поздно станут «вещами вне себя», тогда, когда они будут познаны. Исходя из этой точки зрения, можно ли утверждать, что «вещь в себе» действительно существует?

Думаю, все таки можно. Следует лишь изменить понятие об этой вещи.

Вещь в себе- есть вещь, временно недоступная человеческому познанию с точки зрения эмпирического пути её определения. По прошествии определения её, она переходит в стадию существования в качестве «вещи вне себя», или «вещи для нас».

Допуская некоторую неопределенность данного мною термина, стоит ответить на некоторые возникающие вопросы:

1. На каком основании стоит менять данное Кантом классическое содержание понятия «вещи в себе»?

2. Относится ли данная формулировка только к эмпирическому способу познания?

3. Можно ли считать любое трансцендентное понятие «вещью в себе» с точки зрения классического понимания её содержания?

1. Существует объект А, и познающий его субъект Б. На основе зрительного опыта, субъект постановил что объект является шарообразным телом определенного цвета. Используя тактильный опыт (сенсуальный),субъект постановил, что тело имеет низкую температуру и хрупкую поверхность. Субъект Б организовал при помощи полученных им сведений, апостериорный опыт. Далее ему стоит предположить, что может находиться внутри шарообразного тела. Путем физического воздействия на него, он, разбивает его на некоторое количество осколков, и обнаруживает внутри него некоторое полое пространство с произрастающими на краях внутренних осколков фиолетовых кристаллов.

До обнаружения и определения характеристик произрастающего внутри кристалла, он был «вещью в себе», недоступной эмпирическому способу познания. Ещё до того, как внешняя оболочка его тела была опознана субъектом, то есть до того, как возникла идея определить содержимое тела, кристалл был «вещью в себе» данного объекта.

Точно также, я могу утверждать, что для меня лично, для моего сознания, содержимое стола в чужом кабинете будет «вещью в себе», до тех пор, пока я не открою каждое отделение этого стола, для эмпирического опознания его содержимого. Я не отрицаю «вещь в себе», я лишь признаю её не таковой, какой её признает Кант.