Критика цинического разума

Это учение, судя по его стратегическому замыслу, было, в сущнос­ти, попыткой разработать объективный, то есть количественный язык, на котором можно было бы обсуждать морально-общественное от­ношение (эксплуатацию). Оно стремилось представить понятие эксплуатации количественно, на основе расчетов, чтобы доказать, что дело этой эксплуатации отнюдь не будет продолжаться вечно. Но проблема эксплуатации «прописана» не в области количествен­ных расчетов и размышлений. Кто способен «высчитать», где пре­делы терпения человека? Нет такой математики, с помощью кото­рой можно было бы рассчитать, когда переполнится чаша терпения, и не существует также никакой арифметики самосознания. На про­тяжении тысячелетий у людей в военизированных и разделенных на классы обществах посредством «закаливающих», ожесточающих и внушающих покорность видов воспитания формировалась установ­ка позволять отнимать у себя прибавочную стоимость под нажимом власти, и эти люди на бескрайних просторах сегодняшнего русского аграрного архипелага вряд ли другие, чем античные рабы и феллахи. Это требует не столько теории прибавочной стоимости, сколько ана­лиза «добровольного рабства». Проблема эксплуатации относится больше к политической психологии, чем к политической экономии. Смирение сильнее, чем революция. То, что следовало бы сказать о русской земле, над которой тяготеет истинное проклятие, вышло не из-под пера Ленина, а из-под пера Флобера: «Смирение — самая мерзкая из всех добродетелей».

Итак, поскольку милитаристский принцип реальности, а вместе с ним — и вся рациональность доныне произведенных расчетов на обеспечение самосохранения грозят развалиться прямо у нас на гла­зах, возникает вопрос, хватит ли у нашей цивилизации духовных ресурсов, чтобы установить новый, трансмилитаристский и пост­индустриальный принцип реальности. Ведь атомное, бактериологи­ческое, химическое оружие, равно как и вся система устрашения про­тивника с помощью «обычных» вооружений — это не что иное, как уродливые проявления всемирно-исторического процесса ожесточе­ния, в котором имперски-полемические культуры выразили свою сущность, воплотив ее в технике. Грозящий катастрофой реализм, который лежит в основе сегодняшних отношений между великими державами, может на протяжении долгого времени быть только прин­ципом реальности политизированных психопатов *. Эпоха милита­ристского разума как средства выживания, вместе со всеми осталь­ными вытекающими из него принципами, клонится к своему роко­вому исходу.

Но то, что обречено на смерть, не несет ли оно в себе зародыш нового разума? Если выживание в общем и целом никоим образом не будет следовать в будущем закону военных и эксплуататорских систем ожесточения, то не намечается ли здесь какой-то новый прин­цип реальности? Само состояние мира заставляет доверить судьбу

нашего выживания совершенно иному разуму. Мы не можем и дальше платить цену за выживание в рамках, определяемых воинственно-полемическим принципом реальности. Принцип самосохранения претерпевает всемирно-историческое изменение, которое делает аб­сурдными все наши ожесточения и вооружения. Это — сумерки кумиров цинизма. Заканчиваются времена суровых субъектов, су­ровых фактов, суровой политики и сурового бизнеса. Культуры, ко­торые вооружились ядерным оружием, подпали под обратное воз­действие их вооружения. Тот, кто умеет расщеплять атом, не может более позволять себе не уметь справляться с расколотостью челове­чества, с систематическим ожесточением, возникающим от превра­щения других во врагов. Поэтому я и назвал атомную бомбу маши­ной, которая представляет собой Будду нашей цивилизации. Она неподвижно и суверенно предстает перед нами как безмолвный га­рант негативных озарений. В ней нашел свое выражение онтологи­ческий максимум нашей обороноспособности на техническом пути ее обретения. Она есть воплощение того крайнего предела, до кото­рого смог развиться вооруженный субъективизм нашего разума, дви­жимого ожесточением. Если она не научит нас создавать посред­ством нового принципа реальности и нового принципа рационально­сти нежестокие факты, то факты жестокие и суровые смогут в самом ближайшем будущем привести нас к гибели.

III. Логический раздел

А. «Черная» эмпирия:

просвещение как организация

воинственно-полемического знания

А может быть, истина — это женщина, которая стоит на том, чтобы не позволять никому видеть, на чем она стоит?

Фридрих Ницше. Веселая наука

Один шпион в нужном месте заменяет двадцать тысяч человек на фронте. Наполеон Бонапарт

Агенты должны быть интеллектуалами; в решаю­щий момент они не должны бояться идти на край­ние жертвы.

Директива № 185796 советской развед­службы (цит. по: Newman В. Spione. Gestern, heute, morgen. Stuttgart, 1952)