Критика цинического разума

только голые истины, только голые факты. Ведь обманы, возмож­ность которых должен принимать в расчет просветитель, оцениваются им хотя и как изощренно-утонченные, но все же поддающиеся раз­облачению маневры. Ve.ru.rn et fictum convertuntur *. Обманы можно разоблачить, потому что они — «самодельные». Само собой раз­умеющимся в этом мире следует считать заблуждение, угрозу, опас­ность, но никак не открытость, не выгодное предложение, не надежность и безопасность. Следовательно, истину никогда нельзя обрести «просто так» — только со второго подхода, как продукт критики, которая разрушает первое представление, то, что казалось на первый взгляд. Истина не «открывается» без особых хитростей и без борьбы, но обретается в результате трудной победы над пред­ставлениями, которые ей предшествовали и которые были ее мас­кировкой и противоположностью. Мир вырывается из тенет про­блем, опасностей, обманов и темных бездн, стоит только взору недоверчивого исследователя проникнуть в него и рассмотреть целиком, без остатка. В универсуме знания Нового времени пре­обладают кулисы и занавеси, вещи с двойным дном, картины, скры­вающие тайники, обманчивые выражения лиц, утаиваемые чувства, скрытые мотивы, задрапированные тела — все сплошь феномены, которые затрудняют доступ к «самой действительности» именно потому, что она во все возрастающей сложности и комплексности своей составляется из многозначных, сделанных и помысленных действий и знаков. Это тем более заставляет строго разделять явное и сокрытое. Я обманываюсь, следовательно, существую. А также: я разоблачаю обманы, я обманываю сам, следовательно, сохраняю свое существование. Декартовское cogito ergo sum может быть переведено и так.

В общем и целом мы будем следовать выстроенному нами ряду кардинальных цинизмов, чтобы обсудить в шесть шагов существен­ные проявления и параметры «Просвещения» как воинствующе-полемической эмпирии: война и шпионаж; полиция и Просвещение в классовой борьбе; сексуальность и превращение самого себя во врага; медицина и подозрение в нездоровье; смерть и метафизика; естествознание и военная техника. То, что эта полемическая фено­менология представляет собой замкнутый круг, который начинается военным знанием и заканчивается естествознанием, используемым в производстве вооружений, не случайно: мы готовим таким обра­зом переход к следующему разделу под названием «Трансцен­дентальная полемика». Эта последняя описывает, как за рядом проявлений любознательности действует продиктованная борьбой необходимость, направляющая «интересы познания». В этой феноменологии мы движемся на ощупь в поисках «полного модер­на», который учит подвергать сомнению плодотворность картези­анского сомнения и не доверять безмерности просветительского недоверия.

1. Военное знание и шпионаж

...Вместо этого он отправил в Мадрид в мае 1869 года свое доверенное лицо, Тео фон Бернар-ди, историка и политэкономиста, который, нося маску ученого, уже не раз использовался для тай­ных миссий Бисмарком и Мольтке... Но это по­требовало большой искушенности в наблюдении, в знании людей, в выстраивании комбинаций, в притворстве, да и вообще хитрости и тонкости... В. Штибер. Шпион канцлера

Каждый военачальник задается вопросами: что делает противник? Каковы его планы? В каком состоянии он находится? Как все это выяснить? Прямая коммуникация исключена. Спросить обо всем этом самого врага, в конце концов, просто невозможно, а если бы и было возможно, то не имело бы смысла, потому что он никогда не дал бы правдивого ответа.

По этой причине требуется незаурядная разведывательная служба, шеф которой должен быть чрезвычайно интеллигентным человеком, но вовсе не обязательно военным. Он должен уметь мыслить ясно, чтобы отделить су­щественное от массы несущественного, которое наличествует повсюду там, где речь заходит о проблеме противника*.