Критский бык

– Что спросил? – отвлеченно поинтересовался Аркаша, сам тем моментом упорно разглядывал совместное произведение, делал какие-то штрихи.

– Спросил зачем-то: «Ты меня знаешь?», – повторила я, заглянула в Аркашино художество и одобрила. – Очень похоже, только красного освещения не хватает.

– Спросил: «Ты меня знаешь?» – переспросил Аркаша изменившимся голосом, потом добавил. – И это он?

3

– Ну, плюс-минус темнота и паника, – оценила я, цепко вглядываясь в штриховой портрет на листочке. – А в целом что-то есть схожее. Да, это можно нести и показывать, если видели, то узнают.

– Ты уверена, не ошибаешься? – спросил Аркаша безличным голосом.

Именно тогда я поняла, цепляло в беседах с изображённым типажом. Такая же привычная остраненность и неуловимая, но постоянная нотка превосходства. Один к одному.

– И спрашивал он точь в точь, как ты, – вырвалось у меня невольно. – Без особого интереса, вроде ему не очень надо.

– Еще что-нибудь? Одет был как, что запомнилось? – посыпались странные вопросы.

Далее явилась догадка, что я невольно ввела Аркашу в шоковое состояние, и он становится всё более и более невменяемым, с чего бы?

– Рубашка, летняя, расстегнулась; на груди черная шерсть, прямо заросли, на них цепочка не висела, а лежала, – я тем не менее добросовестно вспоминала.

– …! – Аркаша уставился на меня стеклянным взглядом и произнес нецензурное выражение, незамысловатое, но энергичное, потом спохватился. – Извини, я забылся.

И замолчал, причем надолго, крутил в руках самодельный портрет, смотрел безлично то на меня, то в окно, то на дверь. Мне стало не по себе, я тоже молчала, только тихонько развернула одеяло, сняла полотенце и нацепила халатик, валявшийся на стуле. Аркаша смотрел на мои действия и не видел, мысли его бродили далеко.

– Я, пожалуй, душ приму, – молчание надо было прекратить, а ничего лучшего не придумалось. – И платье прополосну.

– Пойдем вместе, – Аркаша вскочил с кровати, прихвативши скользнувшее одеяло. – Надо поговорить.

– Зачем в ванной? – удивилась я. – Крыша у тебя поехала!

– Если хочешь, я прямо сейчас встану на колени! На вот возьми в залог все деньги и документы, ты мне не нужна, не бойся, но сделай, как я говорю, – попросил Аркаша.

– Странные у вас в контрразведке методы, – зачем-то сказала я, но взяла платье и отправилась в ванную.

– Заткнись ради Бога, пожалуйста, – прошипел Аркаша, он следовал в шаге за мной и наступал на пятки.

В просторной ванной комнате без ванны, но с площадкой для душа (интерьер в зеленоватой гамме, как на дне морском) Аркаша выхватил у меня платье, сунул его в раковину и пустил воду. Совсем с ума спятил, нашёл время устроить постирушку, да и за новое платье было боязно.

– А ты что стоишь? Лезь под душ, пускай воду, я не смотрю, ты мне сто лет не нужна, – проговорил Аркаша.

Я решила не возражать, всё равно помыться следовало.

– Теперь слушай очень внимательно, не перебивай, но если не расслышишь, попроси повторить, – раздельно сказал спятивший Аркаша сквозь двойной шум воды.

(Бедное моё платье – подумалось между делом.)

– Я слышу тебя сносно, но видит Бог…

– Слышишь и хорошо, только молчи. Слушай Катя Малышева, мы с тобой влипли в такую штуку, что не приведи никому. Если смотреть со стороны, то мы уже покойники, и если сейчас не договоримся, то быстро ими станем. Поняла?

Увы, дальнейшие полчаса банных собеседований никакой дополнительной информации не дали, или я не знала, как её получить. Аркашина конспирация с переливанием воды сослужила дурную службу, я никак не могла испугаться и постоянно теряла интерес к перспективе насильственной смерти, как Аркаша ни старался. Горячий душ и опасение, что подполковник протрёт платье до дыр, всю дорогу отвлекали внимание.

Я исправно отвечала, что вникаю в ситуацию, но не вникала. К тому же Аркаша меня особенно не баловал. Он объяснил доступно, что теперь мы оба слишком много знаем, с такой информацией никто долго не живёт, и просил поверить ему на слово. Следующий тезис банной программы состоял в том, что наша общая жизнь находится в моих руках. Если я не стану болтать лишнего, то есть шанс остаться в живых, и соответственно, наоборот. Дальнейшая водная процедура потребовала от меня беспрекословного послушания, как на острове, так и дома. Понятно, что не во всех случаях жизни, а по известному делу. Конкретно, на все вопросы начальства я должна отвечать, что докладывать будет Ярнатовский.

По всем пунктам я неизменно отвечала согласием, что Аркашу отчасти насторожило. Поэтому перед тем, как отпустить мою душу на покаяние и влезть под душ самому, подполковник соизволил преподнести страшную байку. Уже плавая в клубах пара, что придавало рассказу особую выразительность, Аркаша поведал, что нам выпала честь встретить живого мертвеца, не больше и не меньше. Человек этот как бы для всех умер, но обладает столь страшным секретом, что пребывая в официальном небытии, ухитряется отправлять на тот свет всех, кто прикасается к его тайне. Ну, как Медуза, которая Горгона. Кто глянул – тот и помер. Вот Аркаша и хлопочет, как бы с нами такого ненароком не сбылось.