Криворожское знамя

Наконец он заговорил. Первые слова едва поняли даже стоявшие вблизи. Потом голос его окреп:

— Мы должны оправдать оказанное нам доверие, товарищи, и мы не подведем! Знамя наших криворожских друзей будет реять над нами в боях, мы сохраним его в минуту опасности, оно поддержит нас в случае поражения и всегда будет вести к победе! Партия доверяет это знамя нам, оно — наш боевой стяг и символ нашего долга. С ним мы завоюем свободу и не изменим ему ни в трудный, ни в смертный час. Клянусь — я буду защищать его до последней капли крови, никогда не выпущу его из рук и буду ему верен до конца!

Все мужчины, стоявшие на площади, слушали клятву, обнажив головы. Юле Гаммер машинально повторял слона клятвы. Его угловатая голова возвышалась надо всеми. Он неотрывно смотрел вверх, на крышу ратуши.

Что с Паулем? Может быть, полицейские сейчас избивают его или волокут вниз по лестнице? И почему он сам все торчит здесь? Кончил Брозовский? Интересно, Рюдигер тоже заметил, что произошло, или нет?

Минна Брозовская сцепила руки на груди. Неужели это ее муж? Или это говорит другой, чужой человек? Нет, то был он, и говорил он о том, что она сама чувствовала или смутно ощущала. Она смотрела на него снизу вверх, полуоткрыв рот, видела знакомые движения его головы, знакомые рубцы на лбу. Это был он, и говорил он то, что было на сердце у всех.

— Да здравствуют наши русские друзья, горняки Кривого Рога! Мы идем в их рядах, они шагают плечом к плечу с нами. Да здравствует братская солидарность немецких и русских горняков! Под знаменем Ленина вперед к мировому Октябрю! — так закончил Брозовский свою речь.

Грянули литавры. Зазвучали флейты. Загремели барабаны, заиграли трубы. Крики «Рот фронт!» и здравицы в честь Брозовского и Рюдигера огласили площадь.

В этот момент за спинами стоявших на площади возникло какое-то движение. На подростков, собиравших обломки древка, упавшие с крыши, набросились сельские жандармы. Юле Гаммер с трудом пробрался через толпу к ратуше. Полицейские попытались было задержать его, но он прорвал их цепь и, по-бычьи нагнув голову, расшвырял в стороны. Пауля Дитриха он нашел наверху, на каменных плитах лестницы, окровавленного, неподвижного. Но когда Юле взял его на руки и понес вниз, Пауль улыбнулся.

Над нескончаемыми колоннами демонстрантов, что растянулись по узким уличкам старинного шахтерского городка, развевалось красное бархатное знамя. Впереди шагал старший сын Брозовского, неся Криворожское знамя в своих крепких молодых руках. За ним шли Брозовский с женой и Рюдигер с Лорой. Вальтер, словно жеребенок, скакал возле старшего брата. С обоих сторон эту группу сопровождала свора полицейских.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Вот уже четверть часа в комнате оберштейгера слышался только голос директора. Чтобы не упустить ни слова из разговора, штейгер Бартель в четвертый раз на цыпочках подходил к дверям, на минуту замирал, прислушиваясь, и снова медленно возвращался к маркшейдерской. В здании конторы, похожем на барак, и без того можно было разобрать каждое громко произнесенное слово, и Бартелю достаточно было просто усесться в штейгерской у открытой двери.

— Слава богу, обстоятельства складываются благоприятно, оберштейгер Кегель. Теперь на первый план выходят деловые люди. Влияние левых на государственную политику постепенно снижается. Если социал-демократы не проявят понимания — ну, что ж, обойдутся и без них. Вполне понятно, генеральная дирекция больше не станет откладывать и в срочном порядке примет радикальные меры. При этом она может твердо рассчитывать на поддержку нового правительства Брюнинга. Время бесконечных компромиссов и поисков фиговых листков миновало. Брюнинг намерен, если это потребуется, содействовать процессу оздоровления нашей промышленности путем чрезвычайных декретов. И даже готов применить их незамедлительно. Это обеспечит ему полную поддержку крупных концернов и развяжет руки предпринимателям. Господин Гильфердинг обещал, что СДПГ займет лояльную позицию. Или вы ожидали иного?

Директор заразительно рассмеялся. Но оберштейгер ничего не ответил, и он продолжал:

— В мае наше акционерное общество намеревается предпринять кое-какие решительные шаги. Надо же в конце концов хотя бы в одном месте попытаться ввести новые порядки. Это нелегко. Разумеется, снижение расценок на пятнадцать процентов довольно чувствительно, однако вполне приемлемо при условии сохранения работы. Нашим рабочим придется смириться.

Директор, представительный мужчина лет пятидесяти, обладал приятным звучным голосом. Было заметно, что он знает о своей привлекательной внешности.

Оберштейгер, все так же стоя перед директором навытяжку, ответил:

— Когда это станет известно, господин директор, может случиться всякое. При непрерывно возрастающих ценах этого ни один рабочий не поймет. Добыча сейчас же упадет, и удержать ее мне будет не по силам. Генеральная дирекция должна иметь это в виду.