Кризис

Реакция PKI была совсем не той, какой стоило бы ожидать от организации, готовившей переворот. На протяжении октября и ноября, когда членов PKI обязывали являться на армейские базы и в полицейские участки, многие приходили добровольно, думая, что их просто расспросят и отпустят. PKI могла бы поддержать переворот, сорвать ряд военных контрмер, убедив железнодорожников саботировать движение поездов, механиков – ломать армейские машины, а крестьян – блокировать дороги, но партия не сделала ничего из перечисленного.

Поскольку индонезийские расправы совершались далеко не так тщательно и задокументированно, как расправы нацистов с узниками концентрационных лагерей во Вторую мировую войну, налицо значительные расхождения в оценке количества жертв террора. Максимальная оценка – около 2 миллионов человек, но гораздо чаще приводится современная оценка в полмиллиона жертв, которую вывел один из членов назначенной президентом Сукарно комиссии по расследованию. Технология убийства в Индонезии была намного проще, чем у нацистов: жертв убивали друг за другом, мачете и иным ручным оружием, или душили; не было и речи об уничтожении сотен людей одновременно в газовых камерах. Утилизировали тела тоже как придется, специально построенные большие печи не использовали. Тем не менее, события в Индонезии в 1965 и 1966 годах до сих пор считаются одним из вопиющих случаев массового убийства людей после Второй мировой войны.

Распространенное заблуждение гласит, будто жертвами становились исключительно или преимущественно индонезийские китайцы. Нет, большинство жертв были обыкновенными индонезийцами, расправлялись с явными и мнимыми коммунистами и их семьями, а не конкретно с китайцами. Другое заблуждение гласит, что эти убийства стали спонтанным взрывом народного негодования со стороны эмоционально неустойчивых и умственно незрелых людей, склонных к «амоку» (это малайское слово характеризует людей, сошедших с ума и пустившихся убивать). Лично мне неведомы какие-либо доказательства того, что индонезийцы как народ эмоционально неустойчивы и склонны к убийствам. Это индонезийские военные спланировали и осуществили расправы, чтобы защитить свои интересы, а пропагандистская кампания убедила многих индонезийцев в том, что нужно убивать соседей, чтобы защитить себя от «коммунистов». Военные действовали жестоко, но отнюдь не иррационально: они стремились уничтожить своих сильнейших противников – и им это удалось.

Ситуация на конец октября 1965 года была следующей: Сухарто располагал лояльностью некоторых, но не всех военных командиров, а Сукарно оставался пожизненным президентом, его все еще уважали как отца-основателя Индонезии, он был по-прежнему популярен среди офицеров и солдат и обладал изрядным политическим опытом. Сухарто не мог просто отодвинуть, так сказать, Сукарно (вообразите, что какой-то амбициозный американский генерал решил сместить Джорджа Вашингтона в разгар второго президентского срока нашего любимого отца нации).

Сухарто ранее считался просто умелым военачальником – и не более того. Но теперь он начал демонстрировать политические навыки, превосходя даже Сукарно. Он постепенно завоевывал поддержку других военачальников, менял офицеров и чиновников, сочувствующих PKI, на тех, кто был ему предан, и два с половиной года продолжал медленно и осторожно оттеснять Сукарно от власти, притворяясь, что действует от имени президента. В марте 1966 года Сукарно был вынужден подписать письмо о передаче полномочий Сухарто; в марте 1967 года Сухарто стал исполняющим обязанности президента, а в марте 1968-го он сменил Сукарно на посту президента – и оставался у власти еще 30 лет.

* * *

В отличие от Сукарно, Сухарто не проводил антиколониальную политику и не покушался на территориальные приобретения за пределами Индонезийского архипелага. Вместо того он сосредоточился на «домашних» индонезийских проблемам. В частности, Сухарто покончил с затеянной Сукарно вооруженной «конфронтацией» с Малайзией из-за Борнео, восстановил членство страны в Организации Объединенных Наций, отказался от диктовавшегося идеологией Сукарно сближения с коммунистическим Китаем и стал ориентироваться больше на Запад – по экономическим и стратегическим причинам.