Теперь казалось, что двадцатилетний опыт Японии, до тех пор считавшийся уникальным и возможным лишь в обстоятельствах, сложившихся в этой стране, может иметь гораздо более широкое распространение. После 1990 г. Япония пережила серьезный финансовый кризис, а за ним последовал длительный период медленного роста, темпы которого значительно уступали темпам, достигнутым в предыдущие 40 лет. Экономическое восстановление страны шло по L-образной траектории: падение производства было остановлено, но рост производства был крайне незначительным. Это явление продолжилось и в XXI в. и получило название «потерянного для Японии десятилетия». На протяжении 40 лет Япония относилась к числу быстрорастущих стран. Ее экономика росла столь стремительно и непрерывно, что не только заняла второе место в мире, но и стала восприниматься как потенциальная соперница США. Книги с заголовками типа «Япония на полосе обгона» можно было увидеть во всех книжных магазинах в аэропортах. К 2000 г. такие книги уже почти не печатали. К началу финансового краха Япония еще оставалась третьей крупнейшей экономикой мира, однако темпы ее роста замедлились, население страны старело, и ее все чаще считали не растущей, а приходящей в упадок страной. В 2013 г. новое правительство во главе с Синдзо Абэ решило изменить ситуацию, приступив к выполнению радикальной программы по борьбе с причинами спада. Большинство этих причин имели глубокие корни и отражали геополитические, демографические и ресурсные ограничения. Но в самой Японии и за ее пределами широко распространилось мнение, что столь внезапный выход Японии из числа претендентов на ведущую роль в мировой экономике был ускорен ее действиями во время финансового кризиса, охватившего страну в конце 1980-х годов. Япония попала в дефляционную ловушку, и ей прежде всего нужно было избавиться от дефицита и расплатиться по долгам. Это нарушало перспективы экономического роста и способствовало распространению пессимистических настроений относительно будущего и нежелания инвестировать в экономику страны [Koo, 2009; Hutton, 2013].
Последствия кризиса 2008 г. заставили вплотную заняться проблемой дефляции политиков, которые вдруг обнаружили, что опыт Японии может оказаться не исключением, а предвестником новых обстоятельств, с которыми им придется иметь дело. Несбывшиеся ожидания того, что вслед за рецессией последует достаточно быстрое восстановление, которое позволит экономике выйти на еще более высокий уровень производства, породили новые опасения относительно состояния экономики. Удалось избежать восстановления экономики по L-образной траектории, но теперь процесс развивался скорее по W-образной, чем по V-образной траектории. В некоторых странах экономический рост на какое-то время возобновился и начал набирать темпы, но затем снова прекратился. В 2010 г. появилась уверенность в том, что в конце концов эта рецессия не так уж сильно отличается от предыдущих. В 2009 г. в большинстве западных стран производство резко упало – в некоторых из них до 9 %, правда, в 2010 г. вновь появились признаки экономического подъема, вселявшие надежду на то, что худшее уже позади. Эти надежды улетучились в 2011 г., когда опять появились признаки замедления экономического роста и зазвучали прогнозы, обещавшие в 2012 г. экономический спад в ряде стран, в том числе европейских. Рецессия обошла стороной большинство западных стран, но в целом вердикт первых пяти лет после кризиса был таков: после спада эти страны в лучшем случае сумели достичь нулевого роста, перемежавшегося слабыми и быстро затухающими всплесками. В одних странах еврозоны ситуация была намного хуже, в других – удалось удержать экономику на плаву и даже предотвратить резкий рост безработицы. Одним из главных политических успехов послекризисного периода стало недопущение резкого роста безработицы, хотя в 2012 г. в некоторых странах еврозоны, в том числе в Испании и Греции, безработица достигла очень высокого уровня: без работы оставалось 25 % всех трудоспособных, а среди молодежи – 50 %.