Кризис и Левиафан. Поворотные моменты роста американского правительства

Неудивительно, что тяжелые условия породили массовые социальные беспорядки и протесты. Весной 1894 г. недовольство приняло форму «промышленных армий» – группы безработных мужчин пешком отправлялись в столицу, чтобы представить свои «пешие петиции» [petition with boots on] с требованиями помощи. Самой известной была Армия процветания Кокси, отряд в несколько сот человек, которых радикальный бизнесмен Джейкоб Кокси в апреле привел в Вашингтон из Огайо. Устроенная Кокси первомайская демонстрация окончилась разочарованием: вашингтонская полиция встретила демонстрантов дубинками, а его самого арестовала за хождение по газонам. Более дюжины других групп протеста – на Западе одна из них объединила около 5000 человек – бродили по стране, пугая и развлекая встречных. Многие комментаторы высмеивали промышленные армии и их требование работы, но другие видели в них потенциальную угрозу со стороны недовольного рабочего класса, переходящего на более радикальные позиции. Фрэнсис Линд Стетсон, юрист с Уолл-стрит, близкий друг и советник президента Кливленда, предупреждал его в 1894 г., что «если оживление торговли не развеет массовое недовольство, нас ждет очень мрачное будущее»[213].

Чтобы рассеять сгущающийся мрак, несколько уважаемых сторонников реформ потребовали от правительства ответить на требования оборванных промышленных армий расширением проектов общественных работ, чтобы занять безработных. В Массачусетсе Эдвард Беллами, автор романа-утопии «Взгляд назад»[214] и вдохновитель создания сети Национальных клубов, заявил, что государство должно создавать мастерские для безработных. В Калифорнии с аналогичной программой выступил сенатор от этого штата. Всевозможные планы действий для федерального правительства сыпались со всех сторон, а среди их сторонников были редакторы Journal of the Knights of Labor и глава Американской федерации труда Сэмюель Гомперс. Редактор журнала Arena Бенджамин Флауэр заявил, что «дошедший до предела кризис требует быстрых и чрезвычайных мер, и долг правительства быть на уровне с чрезвычайностью этого кризиса, конца которому пока не видно». Он предложил, чтобы федеральное правительство нанимало безработных для таких проектов, как ремонт дамб вдоль Миссисипи, и платило бы им вновь напечатанными бумажными деньгами. Никогда прежде предложения об организации общественных работ не вызывали такого брожения[215].

Но лишь небольшая часть общества и горстка политиков положительно отнеслись к предложениям о запуске штатами или федеральным центром программ общественных работ для облегчения безработицы. Озвучивая господствующую идеологию, конгрессмен М. Д. Хартер заявил, что «не дело государства поднимать цены, предоставлять работу, регулировать заработную плату или каким-либо образом вмешиваться в частный бизнес или личные дела людей»[216]. Летом 1893 г. губернатор Нью-Йорка демократ Росуэлл Флауэр, выразив сочувствие «тысячам лиц, которых оставили без работы», заявил, что государственная программа создания рабочих мест породит «опасный прецедент на будущее и станет оправданием всевозможных патерналистских законов и крайней расточительности»[217]. Сенатор от Арканзаса Джеймс Берри, бывший конфедерат, потерявший на войне ногу, выразил в сенате свое изумление самой мыслью о том, «что теперь из-за того, что время нелегкое, это государство должно с большей свободой раздавать деньги. У меня другая теория конституции. Я считаю, что каждый отдельный гражданин США сам позаботится о себе, и не дело государства предоставлять работу людям по всей стране, раздавая деньги, которые принадлежат другим и не принадлежат сенату»[218]. Подчинившись господствующей идеологии, в 1890-х годах ни федеральное правительство, ни власти штатов не оказывали безработным никакой помощи. Вся помощь поступала только из традиционных источников – из средств частной благотворительности и от местных властей.

От безработицы страдали города, а в сельской местности депрессия приняла форму крайне низких сельскохозяйственных цен и доходов. Кукуруза, которая в начале 90-х стоила 40 центов за бушель, в 1895 г. упала до 25 центов, а в следующем году еще ниже. Пшеница, которая в 1890–1891 гг. стоила дороже 80 центов за бушель, в 1893–1895 гг. упала до 50 центов. Хлопок в 1894 г. упал до менее 5 центов за фунт, что составляло едва ли половину того, что он приносил в 1892 г.[219] Но налоги, проценты по кредитам и цены на то, что фермерам приходилось покупать, снизились куда меньше, и сельскохозяйственные производители страдали из-за мучительного разрыва между ценами и издержками.