Кризис в красной зоне. Самая смертоносная вспышка Эболы и эпидемии будущего

Флетчер не знал, как ему поступить и склонялся к мысли о том, чтобы задержаться в Кенеме еще на пару недель, пока к Хану не прибудет подкрепление. Флетчер позвонил своему начальству в Ливерпульский институт тропической медицины. «Мне очень не хотелось бы уезжать отсюда сейчас».

Он очень тревожился за Хумарра Хана. К тому же после его отъезда в больнице не останется медиков-иностранцев, кроме Лины Мозес и Нади Вокье. Он чувствовал, что им угрожает серьезная опасность.

Тем не менее 17 июня Том Флетчер бросил свой рюкзак в лендкрузер и попрощался с Мозес и Вокье. «Готовьтесь к худшему», — сказал он женщинам дрожащим голосом. Он обнял их, и им показалось, что его глаза увлажнились.

«Я был готов расплакаться, — вспоминал потом Флетчер. — Мне было очень тяжело уезжать. Но мы не могли отправить на помощь Хану необученную молодежь, а, кроме нее, в распоряжении ВОЗ никого не было. Требовались врачи, имевшие опыт работы с Эболой». Флетчер не знал, доведется ли ему увидеть живыми этих женщин и Хумарра Хана.

Женщины проводили взглядами машину Флетчера, ползущую по грунтовой дороге к воротам больницы, находившимся выше по склону. «Мы с Линой почувствовали себя брошенными, — рассказывала потом Надя Вокье, — и не знали, когда кто-нибудь еще придет нам на помощь».

После отъезда Флетчера Хумарр Хан позвонил Пардис Сабети в Кембридж:

— Мне стало совсем одиноко, — пожаловался он. — Нам не хватает ресурсов. Мы не получаем необходимой помощи. Все благотворительные организации устремились в Гвинею. А мы в Кенеме не обойдемся без иностранной помощи и врачей.

Сабети услышала в голосе Хана отчаяние, и сама прониклась этим состоянием. Оперативный штаб разрастался с каждым днем, но Сабети чувствовала себя бессильной и неспособной хоть чем-нибудь помочь Хану. Она глубоко сочувствовала и медицинским сестрам из Кенемской больницы. Ей случалось бывать там, и персонал произвел на нее сильное впечатление. У нее сложились прочные связи с Кенемой. Но даже все секвенаторы в мире не могли помочь Хумарру Хану и его персоналу. Она боялась за Хана, но все же попыталась приободрить его и дать ему понять, что оперативный штаб делает все возможное, чтобы подыскать врачей для Кенемы:

— Хумарр, мы стараемся добыть для вас помощников. Звоним во все инстанции.

Но телефонные обращения Сабети не давали результатов. Получить обещание помощи от правительственной или благотворительной организации было легко, а вот добиться от них реальных действий — чрезвычайно трудно.

Роберт Гарри, коллега Сабети, тот самый, что по ее поручению собирал в кенемской «горячей» лаборатории образцы крови, вылетел в Вашингтон, чтобы добиться от правительства США помощи для Кенемской больницы и Сьерра-Леоне в целом. Он только что покинул Кенему. Он знал, что происходило в отделении Эболы, он посетил Дару и своими глазами видел некоторых из 28 больных Эболой, которых обнаружили там. Как и Том Флетчер, Роберт Гарри видел в реальном времени взрывное нарастание численности заболевших, знал, что волна Эболы направляется к Кенеме, и пытался объяснить это чиновникам в американском правительстве. «Я обивал пороги в Вашингтоне, — вспоминал потом Гарри. — Я был в Министерстве здравоохранения и социальных служб и в Агентстве по международному развитию, в Государственном департаменте и НИЗ». Как раз в это время проходил чемпионат мира по футболу. «Я проводил семинар о ситуации с Эболой. Возможно, я плохой докладчик, но не заметить, как слушатели искали в телефонах информацию о результатах матчей, я не мог. Боже, как можно было относиться к этому столь несерьезно?» В итоге Гарри так и не смог найти в правительстве США никого, кто взялся бы за оказание неотложной помощи Кенеме или смог бы осознать, что кризис в маленькой больнице в Африке может отозваться на каждом жителе Северной Америки. «Глаза у них открылись лишь после того, как Эболу обнаружили в далласской больнице», — сказал Гарри.

Среди экспертов в области здравоохранения преобладало мнение, что Эбола «сожжет сама себя, оказавшись в человеческой популяции». Вирус слишком агрессивен, слишком летален, он слишком быстро убивает людей и поэтому просто не сможет обосноваться в человеческой популяции как ее постоянная болезнь. Да, таково было господствующее мнение. Из которого следовало, что вирус Эболы не считали серьезной опасностью.