Крокодил из страны Шарлотты

— Просто до гениальности. В Сопоте у них был склад подходящей баночной тары, они упаковывали в нее свеженький, отборный героин и подменяли им товар уже после таможенного досмотра, при погрузке на корабль. На все про все хватало двух человек. Одному удалось бежать, кажется, он намылился в Данию, тут ему уже встреча готова. Идея доставки настолько немудреная, что они могли годами действовать безнаказанно. Если бы не Алиция...

Алиция... Алиция!.. Ну что же, надо наконец спросить и об этом...

— Скажи мне еще вот что... Только не юли, такая тема, что недолго и с ума сойти. Кто и зачем выкрал ее труп?

Дьявол задумался. Поудобней устроился в кресле, закурил сигарету и наконец рассеянно протянул:

— Н-да... Осрамился майор. И то сказать: труп ускользает за границу, да еще сам по себе!

— Клянусь тебе, — прорычала я и прямо-таки почувствовала, как огонь безумия полыхнул в моих глазах, — если ты сейчас же не возьмешь свои слова обратно, я убью тебя!

Дьявол непроизвольно ухватился за карман, где у него лежал пистолет.

— Лучше убей пани Грущинскую, — насупился он. — Я к этому отношения не имею.

— Какую еще Грущинскую?! Кто такая Грущинская?! Не хватало тут еще какой-то Грущинской! И не держись за свою пушку, я тебя голыми руками придушу!

— Тогда ух точно ничего не узнаешь. Стой! Сейчас все расскажу!

И рассказал.

Десять дней тому назад некая пани Грущинская, отбывавшая с Центрального вокзала в Берлин, где служил ее супруг, села вечером в спальный вагон и прошла в свое купе первого класса. Одно из мест в купе было уже занято. На нем, отвернувшись лицом к стене и укутавшись пледом, спала какая-то темноволосая дама. В ногах у нее с озабоченным видом сидел ее муж.

— Прошу меня простить, — в некотором замешательстве обратился он к пани Грущинской. — Моей жене немного нездоровится, она приняла снотворное, и я боюсь, как бы она не проспала границу. А у меня, как на грех, место в другом купе, совместное нам получить не удалось. Хочу попросить вас об одном одолжении.

Пани Грущинская была столь возмущена персоналом «Орбиса», не нашедшим возможности устроить больную женщину вместе с супругом, что без всяких колебаний вызвалась помочь чем только сможет. Озабоченный муж с явным облегчением показал на небольшой изящный несессер.

— Вот здесь ее документы и медицинское свидетельство, я-то и везу ее за границу для лечения — психическая травма, сложный случай, вы меня понимаете, не хотелось бы на эту тему распространяться. Если таможенники зайдут сюда до моего прихода, не могли бы вы показать им эти бумаги? Вы меня очень обяжете. Что касается вещей, то у жены при себе ничего нет, весь багаж со мной.

Пани Грущинской глубоко импонировало лечение у зарубежных светил, и ее доброжелательность возросла еще больше. Она только уточнила, не надо ли больной давать каких таблеток, и заверила супруга, что все будет в порядке. Успокоенный пассажир посидел еще немного, затем, рассыпаясь в благодарностях, покинул купе незадолго перед тем, как поезд тронулся.

Таможенники разбудили пани Грушинскую за полночь. Любезный чиновник мельком оглядел два ее чемодана, с полным доверием отнесся к их содержимому, даже не удостоив вниманием два литра водки, два кило колбасы, бигос домашнего приготовления и домашний же вишневый конфитюр, любимое лакомство пана Грущинского, — и обратил свой взор к другой пассажирке, продолжавшей спать мертвым сном в той же позе.

— Прошу вас эту даму не будить! — грудью встала на ее защиту пани Грущинская. — Она больна, приняла снотворное. Не надо ее тревожить, у нее что-то с нервами, как раз едет на лечение. Вот ее паспорт и медицинское свидетельство.

Она открыла изящный, из замши теплого золотистого цвета несессер и вытащила из-под скромных запасов косметики, бигуди, лекарств и других подобного рода мелочей папку с документами.

— А ее багаж? — спросил таможенник, пробегая глазами бумаги.

— Какой может быть багаж у больной? — возмутилась пани Грущинская. — Багаж у мужа, он едет в другом купе — не смог достать совместного. Вы же знаете, этот «Орбис» нас за людей не считает, совсем затерроризировал!

Она хотела сказать «затретировал», но так расчувствовалась, что даже оговорилась. Таможенник нерешительно посмотрел спящей в затылок, потом склонился и осветил фонариком лицо, пытаясь сверить с фотографией на паспорте.

Тут уж пани Грущинская набросилась на него аки львица.

— Что вы делаете! — прорычала она. — Я все понимаю — контроль, доллары и прочее! Но сердце-то у вас есть? Вы что, хотите иметь на совести тяжело больную женщину? У нее от этого вашего фонаря может случиться приступ, больного человека так будить нельзя! Это негуманно!