Крокодилова свадьба

Дальше-то все и измазалось маслом по бутерброду восприятия: на деле Омлетте́ каким-то образом встал, вылез наружу, потом молниеносно, словно бы обретя суперсилу, завидел сцену и понял, что это идеальное место, раз по-тихому уже не выходит, метнулся туда, растолкав актеров. Остальные отшатнулись от ненормально со здоровенным бантом сами. Но для бывшего мужа Крокодилы все это происходило… на подсознательном уровне, что ли – сработали какие-то древни инстинкты, и следующим четким кадром памяти после падения в подвале было уже появление на сцене.

Только придя в себя, Омлетте́ понял, что все взгляды обращены на него, на сцену, а он стоит там в непонятной позе. Хуже всего, что стоило мужчине отвести взгляд, и он тут же заметил Честера Чернокнига, лицо которого не выражало ничего приятного.

Бывшего мужа Крокодилы вновь затрясло, но пути назад не было – пришлось действовать.

Аллигория отреагировала быстрее – что удивительно, ведь обычно она думала так же медленно, как варится страусиное яйцо.

– Омлетте́? – спросила она. – Что ты тут делаешь? В смысле, на сцене.

Мужчина со светлой гривой что-то промямлил. Гости напряглись – думали, что за непонятными звуками последует привычная речь, но ошиблись. Машинка говорения выключилась, потом вновь завелась – неспешно, как простоявшая несколько лет в утиле техника, но сделанная так качественно, что еще способна была работать.

– Я… ты… – начал монолог Омлетте́. – С… свадьбы не будет, вот что!

Он хотел смело и гордо вскинуть вверх руку с карамелью – вместо этого конечность поползла какой-то пьяной макарониной.

Гости ахнули, а Шляпс лишь недовольно нахмурился, но в глубине души он правда удивился. От Омлетте́ люминограф такого не ожидал – думал, духу не хватит, а тут вот оно как вышло. На всякий случай, Диафрагм сделал люминку этого знаменательного события – треск алхимического порошка в наступившей тишине прозвучал взрывом.

Из люка по плечи вылезли Октава и Глиццерин, который держал в руках банку с сияющей жизнью и стремительно растущим количеством черных точек. Наверху дышать стало легче.

– Что там происходит? – откашлялся пиротехник, не в силах разглядеть происходящего.

– Там Честер! – Октава хотела было нырнуть обратно. – Но он нас не замечает. Все смотрят на сцену.

– Актеры?

Октава пригляделась.

– Нет, Глиц… это… папа! И у него карамель в руках!

– Так это он выскочил из подвала?

Девушка решила промолчать и просто кивнула головой. Слов не находилось – она, конечно, не знала, что хочет сделать Омлетте́, но прятаться в подвале, а потом стоять на сцене с карамелью в руках ради забавы или мелкой пакости не будут, да и из благих побуждений тоже. Вывод был элементарен, как дважды два, но Октава понадеялась, что ошиблась, и на самом деле ее отец учудил что-то другое – хотя что другого тут может быть?

Со следующими словами бывшего мужа Крокодилы, надежды девушки рухнули, как Рим под натиском варваров, и никакие гуси тут уже не помогли бы.

– Да, – повторил Омлетте́, но не очень уверенно. – Никакой свадьбы не будет!

– Омлетте́? – Аллигория встала. – Что ты такое говоришь? Почему ее не должно быть?

– Потому что, – фразы сиплыми комарами вылетали изо рта мужчины, – потому что я несчастен! И я не хочу, чтобы он был счастлив, потому что так не должно быть. Если плохо мне – почему должно быть хорошо другому, почему должно быть хорошо ему

– Омлетте́, о ком ты говоришь? – все еще не понимала невеста.

Взгляд ее бывшего мужа на секунду скользнул на светящееся украшение, и на мгновение мужчина смолкнул, заворожившись.

Тут наконец-то включился Честер.

– Мадам Аллигория, – проскрежетал он. – Позвольте мне решить это… недоразумение

Произнося последнее слово, он посмотрел на Омлетте́ – не гляди тот на украшение Крокодилы, ноги точно подвели бы его.

Но гипнотическое волшебство быстро прошло – бывший муж Крокодилы вернулся к происходящему.

– Нет, господин Чернокниг, я хочу понять, что Омлетте́ имеет в виду, – сказала Аллигория.

– Вот что происходит, – мужчина с гривой поднес карамель ко рту. – Я не дам твоему новому мужу быть счастливым, потому что я несчастен!

Он высунул язык, уже представив, как кидает вперед огненный шар, и будь что будет – но замялся. Остановился Омлетте́ вовсе не от внезапного крика Аллигории, который шокировал всех собравшихся – свое решение мужчина принял раньше, точнее, так и не смог принять. Омлетте́ сдрейфил – в последний момент, который мог стать его рубиконом, струсил. Вся храбрость ушла на смелые слова, а потом кончилось – хотя, непонятно было, откуда она изначально взялась в хрустальном сосуде души мужчины с прекрасной шевелюрой, огромным аляпистым бантом и жалким существованием.

И только после того, как он не смог перешагнуть через себя самого, не смог лизнуть карамель, до него долетел крик Аллигории Крокодилы – значительно позже, чем до остальных.

– Нет никакого нового мужа, Омлетте́! И никогда не было!

Эта фраза летучей мышью повисла над потолком.