Лучший свадебный церемониймейстер всем семи городов взглянул на люминку, где в негативе проявлялся он – поверженный, проигравший, выглядящий так жалко и немощно, как не выглядел никогда.
Не разбил он ее сразу же только из приличия.
Октава и подошла к маме, схватив ее за руку.
– Что это было, дорогая? – посмотрела на нее Аллигория.
– Это был… папа, – ответила Октава со слезами на глазах. – Почему ты мне ничего не говорила? Про свадьбу.
– Хотела, чтобы у тебя тоже был просто праздник, – ответила та, а потом вернулась к первой части фразы дочери. – Нет, я не про это. Я про… удушение. Ты же почувствовала?
– Да! – воскликнула тетушка Матильда, подумав, что обращаются к ней. – Я чуть не померла…
Крокодила младшая прикинула, что бы сказать – и сообразила, как только посмотрела на сияющую в украшении жизнь.
– Видимо, эта алхимическая смесь, – Октава дотронулась до украшения, – оказалась не столь безопасной.
– Какой кошмар! Мы можем с этим что-то сделать?
– Да, – улыбнулась девушка. – Пойдем наверх, уберем это свечение.
– Да, конечно… только вот, – Аллигория обернулась. – Господин Чернокниг, не пора ли приглашать гостей к столу?
Ответа не было. И Честера тоже.
– А куда пропал господин Чернокниг? – выпучила и без того большие глаза Крокодила старшая.
– Наверное, побежал проверять, все ли так на столе, – сказал подошедший Шляпс. – Предлагаю всем продолжить этот праздник! И даже… эээ… без жениха. Думаю, еда скрасит его отсутствие.
Все успели проголодаться – еще бы, после такого перенесенного стресса – и встали с мест.
Люминограф ткнул потирающего ушибленную руку Глиццерина.
– Господин Пшикс, – шепнул Диафрагм. – Поднимитесь наверх, скажите, чтобы накрывали на стол. Думаю, господина Чернокнига мы сегодня уже не увидим.
В обеденном зале образовался жутчайший интершум, собранный из смеха, сплетней гостей, разговоров и даже случайных звуков, доносившихся с улицы. У этого фонового шума не было смысла, его можно было понять, только если препарировать каждую отдельную мелодию, ноту этого пьяного оркестра шизофреников и отнести ее в тихую, желательно изолированную комнату.
Но пикси-дух (или же жизнь) все понимал – слышал каждую отдельную фразу, запоминая. Можно узнать все обо всем не утруждая себя, а просто запустив к гостям одну светящуюся призрачно-зеленым точку (хотя, для подстраховки лучше конечно несколько).
Поэтому пикси-дух в платье Крокодилы успел разобрать все, пока Аллигория с Октавой удалялись в комнату – и, конечно, успел запомнить. Запасной план Честера – который, на самом деле, был частью основного – сработал, вот только жизнь, последняя, осталась в руках у невесты.
– Так, – сказала Октава, захлопнув за собой дверь. – Я попрошу тебя закрыть глаза, мам.
– Зачем? – удивилась Аллигория, опустив взгляд на светящееся украшение.
– Ну, чтобы… не попало в глаза.
– А как же ты?
– Я буду нейтрализовать эту штуку, она же надета не на мне – вдруг токсичный пар попадет тебе прямо в лицо?
Мадам Крокодила задумалась, кивнула головой и зажмурилась.
Октава вытащила ампулу из-под алхимического порошка люминографа, открыла полое украшение – оттуда резко запахло апельсиновым маслом – и аккуратно вытащила жизнь, тут же поместив ее в пробирку, закупорив и спрятав в…
Девушка судорожно пыталась найти карман, но вспомнила, что она в платье.
– Октава, все хорошо? Можно открывать?
– Э… – протянула Крокодила младшая и, от безысходности, засунула флакончик глубоко в декольте – ох, как же это было неправильно, но в этот раз Октаву даже не стала мучать совесть. Ладно, будем честными – мучила она ее совсем чуть-чуть.
– Все! – улыбнулась девушка, и Аллигория открыла глаза, поглядев на украшение – свечение погасло.
– Эх, жалко, – вздохнула мадам Крокодила. – Оно так красиво светилось.
– Да, но ты сама видела, как это опасно. Пойдем, гости уже заждались…
Они открыли дверь, сделали пару шагов и остановились – потому что их ждал Честер Чернокниг.
– Ах, господин Чернокниг! Вы все уладили? – тепло развела руками Аллигория.
Усы церемониймейстера намокли и распушились, с лица, блестящего в свете ламп, капала вода, а глаза, как мельком заметила Октава, одновременно и покраснели, и пожелтели – как у заядлого курильщика, который очень любит играть в гляделки с солнцем.
Взгляд Честера первым делом скользнул на украшение.
– Господин Чернокниг! – вскрикнула вдруг Аллигория. – Где вы так намокли?
Октава же слегка попятилась. Как жалко, что Шляпс был неправ, думая, что Честера они сегодня больше не увидят.
– Я умывался, – спокойной ответил тот, и это было похоже на правду. – Знаете, хотелось убежать от такого позора, все пошло не так, не по плану! Но свадьбу надо довести до конца – ведь не просто так я лучший свадебный церемониймейстер всех семи городов.
Честер хмыкнул.
– Ничего страшного не случилось, просто алхимическое свечение оказалось слишком опасным, но я вас не виню! Мне и самой стоило бы сказать вам о муже, – Аллигория закашлялась. – Но ничего, мы потушили сияние, и теперь все будет хорошо.
– О, я вижу, – нахмурился Чернокниг.
– Да, у Октавы очень быстро получилось!