Кроличья нора (СИ)

Директор начал издалека:

— Позвольте поздравить вас с успехом. Ваша статья, мистер Аквила, привлекла столько читателей, сколько у нас не было уже лет десять… Нет, девять. В последний раз — когда под мостом нашли эту певичку… Как же ее… Ну, не важно. Поздравляю.

Хозяин взял паузу, и Марк понял, что от него ждут ответа.

— Спасибо, сэр. Я рад, что смог помочь газете.

Владелец газеты прищурился, подозревая подвох, но Марк смотрел так честно, что придраться было не к чему.

— Я знаю, что изначально с мистером Льюисом вы договаривались на определенную сумму. Но я по собственному почину решил положить кое-что сверху. Вы это… заработали.

Он передал Марку конверт. Аквила не стал заглядывать внутрь, но был уверен, что сумма там кругленькая. И даже знал, почему. Увеличение гонорара, ну конечно.

— К сожалению, — непреклонно продолжил директор, — мы не можем держать на штатной должности автора такого… э-э-э… откровенного материала. Мне очень жаль, мистер Аквила. Но мы больше не нуждаемся в ваших услугах.

Льюис за спиной директора беспомощно развел руками. Дескать, я пытался тебя отстоять. Марк его не винил. Он был заранее готов к такому исходу делу.

— Я понимаю, сэр. Желаю удачи вам и вашему… изданию.

Марк развернулся и вышел, не прощаясь. Он всегда считал газету временным место работы, и сейчас не ощущал горечи от увольнения. Даже не подумал о том, как будет жить дальше. Пока хватит гонорара. А там видно будет.

По пути к своему столу Марк свернул к Кассию. Простое «привет» ввело приятеля в ступор, он забегал глазами. А все остальные в редакции, напротив, уставились на них с ожиданием. Марк же испытывал упоительное чувство равнодушия.

— Я теперь свободная птица, — он потряс конвертом. — Не хочешь обмыть?

— Я не могу. Дела. И завтра статью сдавать…

Марк уже понял, к чему Кассий клонит. Но не смог отказать себе в удовольствии поиграть на его нервах еще немного.

— А завтра? Давай выпьем, я угощаю.

— Марк, слушай, не думаю, что я смогу. Жена просила помочь с ремонтом, у дочки концерт в школе…

Марк не стал его дослушивать. Он вдруг отчетливо понял, что здесь его действительно ничего не держит. Ничего и никто. Словно страница книги перевернута, и прежней дружбе, казавшейся такой крепкой, пришел конец.

Он, не тратя больше времени, собрал свои вещи и покинул редакцию.

В лифте поставил коробку на пол и вскрыл полученный от директора конверт. Взглянул на сумму и невольно ругнулся:

— Вот жлоб!

«Прибавку к гонорару» хозяин газеты оценил в двести долларов.

***

Было бы ложью сказать, что все это время Марк не думал про Эску. Конечно, думал. И не только в контексте статьи. Выплеснутые на бумагу, воспоминания поблекли. Но все равно преследовали, особенно по ночам. Во сколько бы Марк ни лег спать, он стабильно просыпался около часа ночи и не мог уснуть до утра. Оставалось только перебирать воспоминания.

Поначалу он не отдавал себе отчета, но где-то через неделю понял, что скучает. Чертов извращенец, обозвал он себя. Но никакие слова не помогали. Словно уход из клуба оставил пустоту.

О ком-то другом Марк не помышлял. Происходившее в комнате он связывал исключительно с Эской, невозможно было подумать, что над ним с плеткой в руке может оказаться кто-то другой. Или другая.

А предложения поступали: на его рабочий е-мейл, еще не удаленный с сайта редакции, посыпались сообщения. Кто-то ругал Марка, кто-то напрямую желал сдохнуть. Но немало было и тех, кто желал приобщиться, просил адрес или в открытую предлагал себя — и «нижним», и «верхним». Марк с радостью удалил бы весь этот шлак, но втайне надеялся, что Эска тоже воспользуется указанным электронным адресом, поэтому раз в день садился и добросовестно открывал каждое сообщение.

Вслед за письмами пошли звонки. Первым, к удивлению Марка, позвонил сын редактора. Аквила не смог отказать себе в удовольствии помариновать юношу, который смущенно бормотал в трубку и никак не мог подойти к сути вопроса. Марк делал вид, что не понимает, к чему тот клонит. Но пожалел, когда бедняжка совсем запутался, и вежливо, но твердо выразил свою незаинтересованность.

Вслед за редакторским сыном начали появляться те же психи, что осаждали электронный ящик, и Марк почти перестал подходить к телефону. Но почту проверял по-прежнему.

Доминант безмолвствовал, и Марк особенно остро ощущал, что этот период в его жизни закончился, и каждый из них пошел своей дорогой.

Хорошо, что у него почти не оставалось времени на размышления. Марк, которого после написания статьи обуяла жажда деятельности, накинулся на расчистку квартиры. Заглянул в кладовку, вынес и разобрал мамины вещи, которые уже пять лет пылились в коробках, потом взялся за залежи хлама, оставшиеся со школьных и студенческих времен.

Звонок Льюиса в субботу вечером застал его за сортировкой старых тетрадей. Марк уже без раздумий отправил в мусорный мешок школьные записи и просматривал студенческие конспекты. Но без интереса. Они пригодились бы ему ничуть не больше, чем зарисовки внутренностей лягушки, оставшиеся от восьмого класса.