— Нет. Завтра позвоню. — Банни обещала «завтра позвонить» уже несколько недель. — А вот «Нью-Йорк ревью» пришел. Он на кофейном столике.
Банни вывалила нарезанные дольками помидоры с разделочной доски в салатницу, поверх сложенных вместе разноцветных листиков мытого латука. Встряхнула бутылку с заправкой «Ньюман’с Оун», но помедлила, прежде чем ее выливать. Банни никогда не забывала о своих ограниченных возможностях.
Вскоре после того, как Альби и Банни поженились, мать спросила: «Следует ли мне надеяться на внука?»
В списке страхов Банни появление у нее детей занимало второе место. Третье занимал страх, что у нее появится растительность на лице. О первом месте, что бы это ни было, Банни никогда не упоминала.
Банни помотала головой:
— У Альби нет спермы. Вообще, — сказала она, и, как ей и хотелось, разговор на этом прекратился.
Правда, такие разговоры никогда по-настоящему не прекращаются, потому что
В квартире пролетом выше живет семья с двумя детьми. Близнецы, мальчик и девочка. Когда они въехали, Банни утверждала, что через воздуховоды в ванной она чувствует запах серы. Она клялась Альби, что вместо ступней у этих детей копыта, как у маринованных свиных ног. Можно представить себе ее неудовольствие, когда она оказалась в помещении прачечной вместе с ними и их матерью и та вела себя так, будто распахивать и захлопывать дверцы сушилки, словно намереваясь сорвать их с петель, — так же нормально, как рисовать на бумаге человечков.
— Это даже лучше, чем я себе представляла, — сказала она Банни, которая, хоть и не отрываясь от сортируемого ею белья, решила уточнить:
— Что лучше?
Как будто это было совершенно очевидно, женщина ответила:
— Иметь детей. Не тяните с этим слишком долго, — посоветовала она. Когда она начала подробно расписывать свои титанические усилия, связанные с экстракорпоральным оплодотворением, Банни ее оборвала.
— Я не хочу иметь детей, — сказала Банни.
— Это вы сейчас так говорите; подождите, пока не появятся свои.
— Я не хочу иметь детей, — повторила Банни, однако некоторые люди так легко не отстают.
— Вы передумаете, — сказала женщина. — И сами поймете. Это будет лучшее из того, что вы когда-либо сделали.
— Позвольте мне кое о чем спросить, — Банни рылась в сумочке в поисках сигарет. — Если бы я сказала, что не хочу иметь собаку, убеждали бы вы меня, невзирая на это, ее завести?
В ответ мать этих двоих маленьких засранцев заявила:
— Вы не имеете права здесь курить.
В последнее время Альби приходит в голову, что, возможно, это ему следует извиняться перед Рейчел и Келли за вспышки раздражения у Банни. Рокки бьет ногой или кидает чем-то в их общую стену. Звук выходит тихим, но четким, и он отражается.
— Мое маленькое эхо, — говорит Банни.
Смеяться или лучше не стоит? Альби пока выжидает.
Нужно же с чего-то начать
Надо сказать, что, когда Банни было тридцать с хвостиком, ею вроде бы неожиданно, словно лихорадка, овладела неудержимая потребность баюкать в руках малыша. «Не хочу ребенка», — Банни была непреклонна, и это не было просто упрямством, в отношении которого ее мать употребляла поговорку: «Назло бабке отморожу уши». Ей нравилась ее жизнь такой, какой она была, не нравились малыши, а интерес к детям постарше она довольно быстро теряла. И вот на тебе, Банни торчит перед витриной детского магазина «Пинат Баттер энд Джейн», млея при виде малюсеньких кед «Конверс Олл Стар» и розовых комбинезончиков, которые пришлись бы впору кошке.
— Тебе велит размножаться биологический императив, — объяснил ей Альби. — Гены требуют самовыражения.
К детям Альби особых чувств не питал, что можно было воспринимать как проявление противоречивости его натуры, учитывая, насколько ему когда-то хотелось иметь сестренку и чтобы семья состояла из четырех-пяти человек. И он стал бы хорошим и любящим отцом, однако Банни, которая так часто вела себя с восхитительной детской непосредственностью, например разглядывала, вытаращив глаза, бабочку или изображала, что сражена наповал при звуке выпускаемых газов, и которая нуждалась в нем, но без навязчивости, доставляла ему практически отцовскую радость. Когда же она вела себя не с детской непосредственностью, а просто как ребенок, как чертов маленький паршивец, она этим давала все основания отказаться от мысли завести детей. К тому же, как и Банни, Альби не стремился взваливать на себя лишнюю ответственность и не имел особого желания что-то существенно менять в своей жизни. Ему нравилась его жизнь такой, какой она была.
— Ну и как же мне утихомирить свои гены?
Альби предложил завести домашнее животное.
Это был сиамский котенок с заломом хвоста, косоглазый последыш, никому не нужный, кроме Банни и, конечно, Альби. Им она была нужна. Они назвали ее, своего ангелочка, Анджелой. «Анджела, моя малышка», — говорила Банни. Называла кошечку «моя пушистая малышка», держала на руках и баюкала.