Кролиководство

Должна же быть какая-то причина…

Телефонный звонок разрывает тишину, словно бомба, и Банни, как будто боясь оказаться под развалинами, хватается за край одеяла, чтобы натянуть его на голову. К тому моменту, когда телефон звонит во второй раз и Альби встает с постели, чтобы ответить, Банни уже достаточно пришла в себя, чтобы сказать:

— Если это одна из моих сестер, меня нет дома.

— Я скажу, что ты пошла за покупками. За конфетти, — подыгрывает ей Альби и тут же об этом жалеет. Никогда не знаешь, что выведет Банни из себя, однако она улыбается. Печальной, слабой улыбкой, почти с ностальгией по тем временам, когда выражение «пойти за конфетти» по-настоящему бы ее развеселило. И все же это улыбка, а не приступ плача или бешенства, которого можно было бы опасаться с учетом того, что реакцию Банни на шутки, подколки, выражения любви, равно как и на последнюю каплю в чаше терпения, предсказать невозможно.

В последнее время ее сестры звонят часто. Точнее, они звонят часто по сравнению с тем, насколько редко они звонили раньше, а также учитывая, что Банни, несмотря на периодические призывы Альби, сама своим сестрам никогда не звонит. Альби ценит семью, понятие «семья», однако, как замечает Банни, сам он, будучи единственным ребенком, практического опыта в этой области не имеет.

У Альби было хорошее детство; счастливое, если верить, что такое бывает. Все, чего ему хотелось, — иметь старшего брата, чтобы с ним корешить, или, еще лучше, маленькую сестренку, чтобы о ней заботиться и ее оберегать. Если бы он рос где-нибудь не в Нью-Йорке, то был бы одним из тех детей, что приносят домой белок со сломанной челюстью и выпавших из гнезда птенцов-воробышков; человек, созданный, чтобы спасать и защищать, что, вполне вероятно, в первую очередь и привлекло его к Банни.

Что касается Банни, то, по крайней мере в теории, семья — это не более чем общая ДНК, столь же случайное и бессмысленное стечение обстоятельств, как столкновение двух электронов, которые потом возвращаются каждый на свою орбиту. Вся ее семья — это Альби и Джеффри. Стелла тоже была семьей, она была для Банни как сестра, только вот сестринская привязанность, любовь были подлинными, а не навязанными им неразборчивой прихотью протоплазмы. Банни тоскует по Стелле. Как же она тоскует по Стелле. Кто-то скажет, что она уж слишком по ней тоскует, но это то же самое, что сказать, что в океане слишком много воды. Ее тоска по Стелле отличается от тоски по Анджеле, но эти две тоски объединяет их безутешность. Банни переживает утрату и Анджелы, и Стеллы как бесконечную тоску. Но она не бесконечна. Она беспредельна.

По словам Банниных сестер, они звонят потому, что беспокоятся за нее. Возможно, в какой-то степени так и есть, но все же истинный мотив их звонков — желание получить ответ на вопрос: «Как так вышло? Установлена ли причина?» Дон хочется, чтобы это было чем-то вроде пищевого отравления. Ей хочется, чтобы Альби сказал ей: «Дело в майонезе», хотя на самом деле ее удовлетворило бы любое объяснение, исключающее возможность наследственного фактора. Ей надо убедиться, что это не одна из тех генетических мутаций, что могут вызвать рак груди или проблемы с зубами. «Это ведь точно не генетика, правда?» — Дон уже не раз задавала Альби этот вопрос.

И хотя Альби вовсе не собирался провоцировать у Дон истерику, он отвечал на него максимально добросовестно, а именно:

— Я в этих вещах не специалист.

— Не спорю, но ты все же знаешь об этом больше, чем я, — говорила в ответ Дон.

Дон отчаянно нуждается в определенности и ищет успокоения в том обстоятельстве, что у ее детей нет физического сходства с Банни. Раз у них глаза и рты не такие, как у Банни, то и ее ненормальных генов у них быть не может, так ведь? — допытывалась Дон.

— Наверное, у них нет ее генов. У них во внешности вообще нет ничего с моей стороны. Ты же их видел. Они — копия Майкла. Даже если это связано с генетикой, у них нет этих генов, так ведь?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал Альби. — Я в самом деле не знаю.

Если Дон, возможно, любит выдавать желаемое за действительное, то Николь сумела себя убедить, что существует прямая причинно-следственная связь между Банниным помешательством и применением ею аэрозольных дезодорантов. Если в нервном срыве Банни виноват ее образ жизни — давайте смотреть правде в глаза: она же курит! — Николь может спать спокойно. Два раза в день медитация, сыроедение, раз в неделю очистительная клизма, — все это практически гарантия того, что она никогда-никогда не умрет. Тем не менее Николь не может полностью избавиться от назойливой мысли, что тому, что случилось с Банни, могут быть виной кусочки приправы «Бак-Ос», которыми их мать обильно посыпала салаты и печеную картошку в те годы, когда у девочек происходило становление личности.

Зацикленность Николь на идеальной чистоте кишечника вызывает у Банни интерес общего порядка, как некий любопытный факт, о котором она размышляет так же, как иногда размышляет о том, кто убил Джонбенет Рэмси[16].