Ее бедра — сплошные кровоподтеки, с лилово-желтым оттенком анютиных глазок и зеленью неба перед штормом. Всякий раз, когда она колотит себя или со всей дури бьет себя ладонью по голове, Джеффри спасается бегством в безопасное место, под кровать, а Альби обхватывает ее руками, как будто его руки — смирительная рубашка, и она пытается от него вырваться. Когда тебя так плотно держат, начинаешь задыхаться, и Банни хватает ртом воздух. В такие моменты Альби чувствует, что не справляется, что это за пределами его возможностей.
— Пожалуйста, — просит тогда Альби, — пожалуйста, не калечь себя.
Нелогично причинять физическую боль для снятия боли, однако от боли, на которую ты можешь указать, от боли, у которой имеется свое место, — от нее можно избавиться. У Банниной боли своего места нет. Банни больно везде. Ей не больно нигде. Везде и нигде, ее боль — призрачна, как фантомная боль в ампутированной конечности. Там, где ничего нет, нет и избавления. Собрать боль в одной точке, как собирают в кучу листья, в единый пучок, неважно, насколько эта боль сильна, знать, что болит именно
Расстройства пищевого поведения
Надев носки и ботинки, то есть теперь полностью одетый, Альби возвращается в гостиную и видит, что Банни уже не лежит, свернувшись в клубок.
— Ты поспала? — спрашивает он жену.
— Не знаю. Сколько сейчас времени?
— Около часу. Пообедать не хочешь?
— Не сейчас. Чуть попозже.
Альби бросает взгляд на кофейную кружку, к которой, как и к первой, Банни не притронулась.
— Ты ведь не завтракала. Надо что-нибудь съесть.
Это не такое расстройство пищевого поведения, как анорексия, не говоря уж о булимии, и это не рак желудка, как у Анджелы. У людей с клинической депрессией свои нелады пищей. Для одних что-то класть в рот — как рефлекс, как будто пищей можно заполнить пропасть. А поскольку это невозможно, они толстеют, что отнюдь не улучшает их душевного состояния. Другие же почти, а некоторые и вообще не испытывают голода. Они чахнут, становятся почти невесомыми, демонстрируя таким образом свое желание исчезнуть. Банни как раз из них.
Вообще-то, она всегда была худой, но сейчас тощая как спичка.
Хотя нет, она не
— Тебе обязательно нужно чего-нибудь съесть. Ты со вчерашнего дня ничего не ела.
— Разве я не ужинала? Я думала, я ужинала.
— У тебя был поздний обед. Тебе надо поесть. В холодильнике имеется отличный сыр, «Фонтана» и «Морбье». От Марри. А в морозилке — хлеб на закваске от Эми.
— Я в самом деле не голодна, — отвечает Банни. — Но ты поешь.
— У меня сегодня ланч с Мюриэл, — говорит в ответ Альби. — Если ты не против, чтобы я ненадолго вышел.
На каникулах они массу времени проводят вместе, и Альби отчаянно хочется куда-нибудь улизнуть, хотя бы на несколько часов. Воздух в квартире душный, спертый и влажный из-за жалкого состояния Банни и ее пренебрежения личной гигиеной. Ее постельное белье — простыни и наволочка — посерело от грязи.
— Я не против. Правда, все отлично, — уверяет она мужа.
И действительно отлично. Если бы присутствие Альби не ощущалось ею словно натянутый на голову полиэтиленовый мешок, то и вовсе было бы отлично. Одним из признаков их совместимости является отсутствие у них обоих убеждения, будто брак — это союз сиамских близнецов. Доверие между ними — прочное, и всегда таким было, а их верность друг другу — абсолютная. Доверие и верность в том смысле, в каком эти два понятия наиболее значимы.
После того как Банни и Мюриэл только познакомились, Банни сказала Альби: «Ты должен посоветовать ей поменьше налегать на тушь». Затем, чтобы подчеркнуть объективность своего замечания, добавила: «А вообще, она мне очень понравилась». Про Банни Мюриэл сказала: «Она просто потрясающая». Однако ни Банни, ни Мюриэл не делали ни малейших усилий, чтобы самим подружиться, потому что Мюриэл — друг Альби,