Затем — диплом о высшем образовании,
Письма, написанные до появления электронной почты, и письма, написанные по электронной почте, которые Банни распечатала в заблуждении, весьма унизительном, что ее переписка когда-нибудь сможет представлять интерес для аспирантов будущих поколений.
Открытка на день рождения от Стеллы.
Так же как Банни сохраняла когда-то билеты и программки с футбольных матчей на первенство средних школ, впоследствии она сохранила записку, которую почти двадцать лет назад вручил ей, направляясь к выходу мимо ее стола, мужчина в ресторане:
Спичечные коробки из заведений, давно уже не существующих: «Трейдер Викс», «Русская чайная».
Открытки на День матери, подписанные (рукой Альби)
Три фотографии, на которых Банни и Альби в день, когда они поженились, стоят перед Ратушей. Еще на одной фотографии — Банни с двумя своими сестрами: три девочки сидят на диване. С одного бока — шестнадцатилетняя Николь, с другого — Дон, которой тогда было десять, и между ними — четырнадцатилетняя Банни, незадолго до этого пополневшая.
Они нарядились на свадьбу своей кузины Лоры. Банни в талии жало платье. Сестры радостно улыбаются по команде «Улыбочку!». Банни по команде «Улыбочку!» улыбаться отказалась.
И зачем только все эти годы она хранила эту дешевую репродукцию с какой-то девочкой с букетом маргариток? У девочки на репродукции, смотрящей куда-то влево, длинные светлые волосы. На ней — розовое платье, соломенная шляпка канотье и черная корсажная лента, концы которой болтаются ниже талии. Когда репродукция висела в ее спальне, то была в белой рамке, и Банни мучил вопрос, не повесила ли мать эту репродукцию ей в укор, как ежедневное напоминание о том, что у Банни все не так, как надо, что все у нее неправильно. Той девочки в розовом платье, вероятно, в реальной жизни даже не существовало.
Открытки из Праги, Будапешта, Венеции; открытки (за неимением фотографий) из ее поездок: Лос-Анджелес, Остин, Берлин, Париж, Миннеаполис, Сиэтл, Краков, Флоренция. Теперь, пытаясь оживить воспоминания с помощью информации, как бы глядя с расположенной выше площадки с наилучшим обзором, Банни видит себя на мосту Понте-Веккьо, как она его переходит, типа как люди, которые утверждают, что пережили смерть на операционном столе, и рассказывают, как их душа, отделившись от тела, поднималась к полосам люминесцентного света на потолке, и там их душа, их прозрачное «я», парила, наблюдая за врачами, пытавшимися вернуть тело их умершего «я» к жизни, и это им удалось благодаря вмешательству Бога. Банни в первый раз приходит в голову отчетливая мысль по поводу уничтожения ею бумаг в шредере. «Бог не собирается меня спасать», — думает она.
В отличие от Альби, Банни по-настоящему верит в Бога. Не каким-либо формальным или традиционным образом. Скорее, как в концепцию, теорию. Впрочем, независимо от обличья, Банниному Богу сама Банни, похоже, тоже не очень-то по душе.
Снимок Банни и Стеллы в шапках и мантиях, сделанный в день окончания ими колледжа, с высунутыми перед камерой языками. В шредер.
Преданность
Находиться в постели Мюриэл для Альби — примерно то же самое, что потягивать в конце длинного дня виски со льдом, которое не опьяняет, зато полностью снимает накопившиеся с утра напряжение и стресс.
— Мне пора, — говорит Альби, и Мюриэл не возражает, однако Альби не двигается с места.