Кролиководство

Банни с палочками справляется не очень. Руки ее дрожат, а когда она пытается подцепить палочками что-нибудь из тарелки, резко вздрагивают. Шум в обеденном зале усилился, и назойливый гул перешел в какой-то неразличимый писк, который, кажется, поглощает все остальные звуки. Банни видит движения губ, но не слышит, как Лидия распространяется про одну свою подругу, ждущую тройню. Банни видит на лицах смех и изумление, а также то, как Труди театрально вздрагивает, когда произносит: «Боже милостивый. Мне и одного тогда хватило. Тройня? Да я бы покончила с собой». После этой реплики разговор, предварительно не замедляясь, моментально и полностью останавливается, как после ружейного выстрела, и в это мгновение, как будто проснувшись в автомобиле в ста с лишним милях от дома, Банни обнаруживает себя за столом на шестерых в «Красной обезьяне» и слышит, как Труди ей говорит:

— Банни, извини. Это была лишь фигура речи.

— Что было фигурой речи? — Банни хоть и спрашивает, но ей на самом деле плевать, и потому она не повторяет свой вопрос, не получив на него ответа из-за того, что Джулиан принялся рассказывать, как один его знакомый ресторанный критик только что вернулся из Нью-Орлеана и сообщил, что там по-прежнему зона бедствия.

— Точно. «Классная работа, Брауни»[31], — цитирует Эллиот, и все, кроме самого Эллиота и Банни, смеются над глупостью и бесчувственностью Джорджа Буша, а Труди признается, что считает минуты до Дня инаугурации.

Альби вновь выражает надежду, что Обама будет больше внимания уделять проблемам экологии, а Джулиану есть что сказать насчет сельского хозяйства на промышленной основе, и неужели никто не заметил, что клубника теперь размером с бутылочную тыкву:

— И вкус у нее не как у клубники, а как у пюре с клубничным ароматизатором.

Как бы она ни была сосредоточенна, Банни никак не может успокоить свои руки. Палочки кажутся размытыми, словно ее взгляд дрожит вместе с руками. Впервые за многие недели она по-настоящему голодна, и ей отчаянно хочется того, что у нее на тарелке, но еда ускользает от нее так же, как ускользают от ее слуха слова, и так же, как раз за разом гасла зажигалка, когда она пыталась прикурить сигарету.

Лидия спрашивает:

— Кто-нибудь из вас слышал что-нибудь об этом романе, об «Анафеме»? Он еще не вышел, но у меня есть в электронном виде.

Эллиот отвечает, что, по его сведениям, это отстой, но ему интересно узнать Лидино мнение.

— Я прочитала всего несколько сотен страниц, — говорит она ему, — но уже могу сказать, что это переворачивающее сознание переживание.

Переворачивающие сознание переживания в этом году в моде. Лидия говорит Альби, что он должен, обязательно, непременно должен прочитать этот роман, потому что в нем затрагиваются вопросы философии и математики. А еще квантовой физики.

— Ну не знаю, — отвечает ей Альби, — я ведь не особо разбираюсь в квантовой физике.

Эллиот на это говорит, что если уж так хочется испытать переворачивающее сознание переживание, то надо зайти на «Ютуб» и набрать «хомяк ест попкорн на пианино».

Лидия ощутимо шлепает его по руке, а Банни, слава тебе господи, удается зажать блинчик между палочек. Труди спрашивает Джулиана, что он думает насчет чугунных сковородок и правда ли, что их не надо мыть, в то время как Банни, полностью сосредоточившись, с помощью палочек подносит блинчик ко рту и тут чувствует, как нечто почти неощутимое ползет у нее по затылку. На самом деле ничего там нет, однако крайне неприятное ощущение от этого «ничего» ползет уже вниз по спине, заползает в предплечья и доползает до кистей рук, и вот блинчик выскальзывает из палочек, выпрыгивает, как спасающаяся бегством лягушка, и Банни приказывает себе: «Не кричи!»

Не кричи, не кричи, не швыряй через стол тарелку, не переворачивай стол. Изо всех сил она пытается сохранить спокойствие и кладет палочки сбоку от тарелки. Взяв вилку, сжимает ее, как сжимает ложку посаженный на высокий детский стульчик маленький ребенок, прежде чем запустить ее в миску с молоком и хлопьями «Чириоз». Сосредоточившись и нацелившись вилкой на блинчик, Банни держит ее в плотно сжатом кулаке, как будто если ослабит хватку, то не только выронит вилку, но и утратит всякое подобие самообладания. Она сжимает вилку, словно это мячик для снятия стресса. Костяшки пальцев побелели, и все, чего ей хочется, — только чтобы это прекратилось, чтобы все это прекратилось, ей нужна тишина; и с таким видом, будто сейчас грохнет кулаком по столу, чтобы потребовать тишины, чтобы призвать хаос к порядку, чтобы потребовать от всех, чтобы они заткнулись, чтобы они, мать их, были настолько любезны, чтобы заткнуться, Банни стремительным движением со всей силы втыкает вилку в мягкие ткани верхней стороны бедра.