Кролиководство

За годы их супружества чувства Альби к жене менялись по всему эмоциональному спектру: любовь, глубокая нежность, радость, гнев, восторг, разочарование, раздражение, страсть, страх, печаль, но только не жалость. Так было до сих пор; Альби размышляет, сможет ли он после этой жалости относиться к жене как прежде.

— Возможно, ты почувствуешь себя лучше, если примешь душ, — советует он жене, как будто если бы она была чистой, то вызывала бы меньше жалости.

Альби снова смотрит украдкой на часы, и Банни спрашивает:

— Сегодня среда?

Что-то типа проказы

Смотреть телевизор — дело добровольное. Банни вольна пойти в свою комнату, но для этого ей надо пройти мимо Человека-трусов, который стоит на часах возле висящего на стене телефона. Хотя телефон платный, монет он не принимает, так как деньги НЕ РАЗРЕШЕНЫ. Чтобы звонить, больные используют телефонные карты с предоплатой. А вот входящие звонки для них бесплатны. Человек-трусы, сам себя назначивший телефонным надсмотрщиком, следит за соблюдением правила десяти минут, хотя, вероятно, это правило, ограничивающее телефонные разговоры десятью минутами, он сам и ввел. Неизменно бдительный, одним глазом следящий за настенными часами, другим — за разговаривающей по телефону женщиной (предположительно с кем-то на другом конце линии), Человек-трусы орет противным голосом:

— Две минуты. У вас две минуты!

Банни ждет, что произойдет дальше.

— Одна минута сорок секунд, — отсчитывает он, — одна минута двадцать секунд. Шестьдесят секунд. Пятьдесят девять секунд. Пятьдесят восемь секунд…

Когда Человек-трусы доходит до тридцати четырех, Банни теряет интерес.

Говорят ведь, что если атеист будет каждый день молиться, то обретет веру в Бога; так, может, и она, если будет совершать свойственные нормальным людям поступки, сама станет нормальной. Принимать душ — нормально. В ванной стаскивает через голову футболку, морщась от собственной вони. Раньше, когда она еще принимала душ регулярно, ей нравилось делать воду достаточно горячей для того, чтобы запотевало зеркало и розовела кожа, однако Шона оказалась права. Вода в лучшем случае теплая. Банни снимает обертку с крошечного, как в мотеле, болезненно-бледного, пожелтевшего от времени мыльца.

Вода из душа не уходит как надо, если вообще уходит. Стоя в луже пять сантиметров глубиной, Банни размышляет, не таким ли образом люди зарабатывают себе ленточных червей, паразитов и трихинеллез. Всплывшее в памяти слово «трихинеллез» вызывает смутные ассоциации с какой-то отвратительной болезнью типа проказы; насколько эти ассоциации верны, Банни не знает. Как она ни старается, вспомнить, что же такое трихинеллез, никак не может. Вокруг ног скапливается грязная мыльная пена, но, подумав, что бояться уже поздно, Банни еще довольно долго стоит под душем, чтобы вымыть заодно и голову.

Вытеревшись насухо, надевает чистую бумажную пижаму. Лучше она себя не почувствовала.

В постели, подперев блокнот коленями и с фломастером наготове, Банни собирается записать, о чем конкретно она хотела бы попросить Альби. Что-то, связанное с водой в душе, но что? Что именно связано с водой в душе? Пытается вспомнить и не может, и бешенство выстреливает из нее, словно сигнальная ракета. Банни сбрасывает блокнот на пол.

Все это время миссис Кортез сидит на своей кровати лицом к окну, как будто навеки застывшая, как царственный монумент нежеланию жить.

Коты в доме

Банни прокрадывается обратно в свою комнату, чтобы взять блокнот и фломастер. На первой странице — пометки для Альби, чтобы не забыть. Вот что на данный момент она написала: 1) арахисовое масло; 2) как называется болезнь, которую можно подцепить, если стоять в грязной воде? 3) книги; 4) пицца (?); 5) ты выяснил?.. Что? Что она хочет, чтобы Альби выяснил? За этой страницей следуют страницы, исписанные ею вчера вечером.

В комнате для досуга работает телевизор. На противоположных сторонах занимающего передний ряд дивана сидят миссис Кортез и пожилой мужчина в ермолке и смотрят информационно-рекламную передачу про пылесос. В одном из расположенных как попало кресел сидит мужчина, напевавший Курта Вайля. Он машет Банни рукой и приглашает присоединиться. Банни колеблется. Она рассчитывала провести время наедине с собой, но не знает, как отказаться от приглашения. Компанию ему составляет женщина, которая сидит в своем кресле боком, опершись спиной на подлокотник и свесив ноги с другого подлокотника, словно это не кресло, а надувной круг и она тихонько плывет на нем куда-то по озеру.

На коленях у женщины лежит нераскрытый, зачитанный до дыр экземпляр «Ливинг» Марты Стюарт[40]. На обложке — сама Марта, на огороде среди тыкв, одетая в куртку в шотландскую клетку, в руках — фонарь в виде пустой ухмыляющейся тыквы.

— Это даже не за прошлый год, — говорит женщина. — Это, типа, пару Хеллоуинов назад.