Кролиководство

Раввин — это тот самый голос в темноте, который каждую ночь выкрикивает «Твою ж мать!». Неизвестно, да и, честно говоря, всем наплевать, действительно ли раввин — раввин или просто какой-то мужик в ермолке. Предметом разговоров, да и зависти тоже является его кошерная пища. Даже для человека вроде Банни, явно не нимфоманки, пытающейся достичь палатального оргазма, здешняя пища, если выразиться одним словом, омерзительна; она бесполезна с точки зрения лечения больных анорексией, да и пациентам с депрессией от вида коктейльной вишни, которая при ближайшем рассмотрении оказывается бледно-зеленой виноградиной, покрашенной в красный цвет и кровоточащей на ванильный пудинг, лучше точно не становится.

Ждем дальше

И снова Банни ждет собаку. В этот раз о том, что собака сегодня не придет, сообщает Элла, высокая, нескладная медсестра с круглой головой.

— Лапуля, — говорит она, — думаю, собака сегодня не придет. Как насчет «Декоративно-прикладного искусства»?

Банни не хочет на «Декоративно-прикладное искусство». Помимо него, сегодня в расписании значатся «Пазлы» и «Литературное творчество». «Пазлы»? Банни достаточно подавлена и без «Пазлов», не говоря уж про «Литературное творчество».

Нейролептик

Незнакомая Банни медсестра ведет ее мимо комнат для занятий групповой терапией в конференц-зал, расположенный в самом конце коридора. Доктор Фитцджеральд сидит за овальным столом, сделанным из такой же ламинированной древесно-стружечной плиты, что и письменный стол в ее кабинете, однако здесь у стульев имеются подлокотники и мягкие подушки на сиденьях, как у стульев в ресторанах; кроме того, на столе стоит коробка с салфетками, напоминающая корзинку для хлеба. Рядом с доктором сидит мужчина, совершенно лысый, если не считать волос, растущих полукругом у него на затылке и напоминающих монашескую тонзуру. Впечатляют оттенки смысла, с которыми доктор Фитцджеральд представляет этого мужчину как доктора Гроссмана, заведующего отделением психиатрии: мол, да, он, конечно, заведующий отделением психиатрии, но на эту должность не тянет, и это она, доктор Фитцджеральд, по-хорошему должна быть заведующей отделением психиатрии. Однако не она занимает эту должность и потому вынуждена соблюдать субординацию независимо от того, насколько это несправедливо.

Доктор Гроссман заговаривает первым:

— Насколько я понимаю, вас не устраивает предложенный вам лекарственный протокол. Я прав?

— Банни опасается побочных эффектов, — вмешивается доктор Фитцджеральд. — Пожалуйста, объясните ей, что, каковы бы ни были побочные эффекты, по сравнению с… — она не заканчивает фразу, так как доктор Гроссман обрывает ее взглядом, в котором читается вопрос: «А вы не учитываете урологические последствия?»

С таким видом, будто он и Банни теперь сообщники и он умышленно выводит из игры свою коллегу, доктор Гроссман наклоняется в сторону Банни и говорит:

— Вы правы, побочные эффекты нельзя игнорировать. Для кого-то они приемлемы, для кого-то — нет.

Банни решает, что ей не за что ненавидеть доктора Гроссмана.

Доктор Фитцджеральд, похожая на маленькую девочку, робко тянущую руку во время урока, предлагает:

— Мы можем попробовать карбонат лития.

Неужели она думает, будто Банни не в курсе, что карбонат лития это попросту литий?

— А что, если мы откажемся от лекарственного протокола, по крайней мере на данный момент? Давайте рассмотрим другие варианты, — предлагает доктор Гроссман.

Вариант № 1 — не делать вообще ничего. Теоретически, со временем обострение может пройти само собой. Слово «теоретически» означает, что оно может пройти само собой, а может и не пройти.

— И тогда, — доктор Гроссман делает на этом акцент, — есть большой риск, что ваша депрессия усугубится.

Вариант № 2 — «Когнитивно-поведенческая терапия», являющаяся в этой больнице излюбленной формой «Групповой терапии (БДР)». Представляет собой ориентированную на достижение конкретных целей форму терапии для коррекции нарушений когнитивной функции и внесения позитивных изменений в деструктивные модели поведения.

«Когнитивно-поведенческая терапия», как это со слов врача понимает Банни, могла бы быть эффективной, если бы Банни была идиоткой.

— И это всё? Ничего другого нет? — спрашивает она.

Сложив вместе ладони, словно для молитвы, доктор Гроссман спрашивает Банни, что ей известно об ЭСТ, то бишь электросудорожной терапии. Поскольку она не отвечает, доктор начинает объяснять, что это такое и как это работает, разоблачая мифы, ссылаясь на новые методы и накопленные знания и приводя примеры эффективности данного вида терапии. Все это время Банни мысленно меняет местами буквы в аббревиатуре ЭСТ: ЭСТ, ТЭС, СЭТ.

— Существует множество свидетельств выздоровления с помощью данной терапии. — Доктор Гроссман сообщает Банни достоверно известную ему информацию. — Однако, — признает он, — достичь соответствующей научным требованиям степени доказанности в настоящее время невозможно.

Банни никак не удается придумать слово из этих букв. ТЭС. ТСЭ.