Кролиководство

За отчаянием не последишь, как за артериальным давлением, и его не измеришь в сантиметрах, как опухоль.

Т-Э-С

Доктор Гроссман убеждает Банни обсудить это с мужем.

— Все, чего мы хотим, это чтобы вы поправились. Вы ведь хотите поправиться, не правда ли?

Однако Банни не уверена, хочет ли она поправиться. Для того чтобы поправиться, понадобятся усилия, масса усилий, а она вымотана. А что, если она попытается, сделает все от себя зависящее и тем не менее потерпит неудачу? Пытаться и терпеть неудачи — как ей это знакомо! Всю жизнь она только и делает, что пытается, и теперь устала, устала от всех этих попыток как собака.

Смертная казнь

В тот вечер на вопрос Альби о том, как она себя чувствует, Банни отвечает:

— Они хотят казнить меня на электрическом стуле.

Наскучившие игры

На столе развернуто картонное поле для игры в «Монополию». Розовые, голубые, желтые и зеленые деньги поделены более-менее поровну между Джошем, Андреа, Чэзом и Банни, которые в «Монополию» не играют да и играть не собираются. Однако если сидеть вокруг развернутого игрового поля, создается видимость деятельности, и этого достаточно, чтобы санитарки, медсестры и спешащие время от времени мимо доктора не приставали к ним со своими Занятиями. Джош мучает игральный кубик в руках уже минут двадцать. Андреа отколупывает кусочки красного лака от ногтей, а Чэз говорит:

— Кто-то за нами наблюдает.

Банни оборачивается и смотрит в направлении взгляда Чэза. Там стоит девочка, лет одиннадцати, может, двенадцати, явно не достигшая половой зрелости, и Андреа оживляется:

— Нина. Я знала, что она вернется.

Андреа знает Нину уже давно. Она говорит, что психбольница это типа тюрьмы нестрогого режима для тех, кто повторно совершает ненасильственные преступления. «Это как вращающаяся дверь: входишь — выходишь — входишь — выходишь», — заметила она однажды.

Нина больше всего напоминает только что вылупившегося из яйца воробышка; вены, выступающие сквозь почти прозрачную кожу, покрывающую кости, такие легкие, что кажутся воздушными; на голове короткие, едва заметные волосы. Банни представляет себе, как девочка вытягивает шею, как ее рот невероятно широко раскрывается, словно клюв у птенца, готовящегося заглотить принесенного матерью червяка; впрочем, если Нина и раскроет рот так широко, то не для заглатывания пищи, а скорее, чтобы издать первобытный крик, нескончаемый крик с целью выкричать из себя саму себя.

— Можете вы поверить, что ей как минимум двадцать шесть? — спрашивает Андреа. — Возможно, ей уже даже исполнилось двадцать семь.

У Нины — анорексия, но не какая-то там типичная анорексия. Кроме того, у нее биполярное расстройство, но тоже не какое-то там типичное биполярное расстройство. Иногда фазы у нее сменяются в течение пары минут, и, что еще хуже, эти фазы порой накладываются друг на друга, из-за чего из состояния подавленности она стремительно переключается в состояние перевозбуждения.

— Она отмороженная, — говорит Андреа. — В прошлый раз, когда я была здесь с нею, она по полдня билась головой о стену. Так ей хотелось свалить.

— А кому не хочется отсюда свалить? Никому не хочется здесь торчать, — говорит Банни, но Джош не соглашается:

— Хауи хочется здесь торчать. Он обожает это место.

Уже не в первый раз Банни приходит в голову мысль, хотя ей было бы сложно объяснить, откуда она взялась, что Джош из тех, кто пошел бы на каток ради веселья, которое приносят падения на лед; он бы точно это сделал.

— Я не имела в виду — свалить отсюда, — говорит Андреа, — я имела в виду, что ей хотелось свалить из жизни. Она не хочет жить.

Оба, и Банни и Джош, не забывают посматривать по сторонам.

То, что Джош сказал про Хауи, — правда. Хауи действительно хочет быть здесь, в том смысле, что он не хочет умирать и он хочет находиться в больнице, и это, можно сказать, делает его самым ненормальным из всех ее пациентов. Уже дважды доктора приходили к совместному выводу, что он готов к выписке. За ним приезжала Пэм, чтобы забрать его домой в Нью-Джерси.

Все, что от него требовалось, — ответить на один, заключительный, вопрос, поставить подпись, где полагается, и меньше чем через тридцать минут он был бы дома, при условии что мост имени Джорджа Вашингтона — не одна сплошная пробка. Вместо этого Хауи, сидевший перед докторами в конференц-зале, опустил взгляд и сказал:

— Это не для посторонних ушей. Я бы ни за что не причинил вреда кому-то другому. Но вот себе — допускаю. Я достал пистолет и готов был это сделать, но меня остановила подруга. Если бы не она, мне конец. Но я по-прежнему часто об этом думаю. О том, чтобы это сделать.

Хотя Хауи и Пэм были к тому моменту вместе уже почти семь лет (ему теперь сорок четыре, а ей — тридцать девять, то есть далеко не дети), он не желал на ней жениться. Устав от напрасного ожидания, Пэм зарегистрировалась на сайте знакомств Match.com, и Хауи тут же ей позвонил и заявил: «У меня пистолет, и я собираюсь застрелиться».